Сыщик словно провалился в прорубь, потом его как будто понесло течением. Он не мог найти, где вынырнуть, сверху был непробиваемый лед. Причем по нему кто-то ходил – Петр не мог различить лица, только силуэт, подошвы ботинок и брюки.
Откуда-то издалека доносилось:
– Ты нашел его? Нашел, я спрашиваю?
– Нет, как сквозь землю провалился… Почувствовал что-то, гаденыш! У себя его нет, в туалете нет, в кают-компании тоже нет…
– Надо найти, он все знает. Он у меня улику украл очень важную, слышишь? Его надо обязательно найти!
– Да понял я, понял! Найду!
И мертвым есть что скрывать
– Петро, ты слышишь меня? – голос Барда долетал до него сквозь звон тысячи колоколов, от которого череп трещал по швам и норовил разлететься на свои двадцать с лишним костей.
Постепенно возвращаясь к реальности, доктор кое-как разглядел физиономию склонившегося над ним патологоанатома, различил противный запах нашатыря от ватки, которой Лунегов водил перед его носом.
– Где я? – Петр попытался подняться. – Как я здесь очутился? Кто только что разговаривал? Я слышал, вроде мужчина и женщина…
– Никого я не видел и не слышал. Тебя приложили по голове, – сообщил Макс, поддерживая потерпевшего. – Я услышал, как ты упал, и выглянул в окно. Гляжу – из куста торчат твои ноги… Рядом никого, правда, чья-то тень вроде метнулась за угол.
– Может, ты меня и тюкнул? – предположил Петр, кое-как принимая вертикальное положение и пытаясь вспомнить последнее, что бросилось ему в глаза перед отключкой. Голоса продолжали звучать, но он не мог их узнать.
– Начина-а-ется… Зачем мне это надо? – обиженно протянул Бард, выбрасывая ватку с нашатырем. – Опять задираешь?
– Шучу, Макс, не обращай внимания, – миролюбиво проговорил Петр, пытаясь унять головокружение и удержаться на ногах. – Приношу свои извинения за утреннее поведение…
– Ладно, проехали, – махнул рукой Лунегов, собираясь уходить. – Я бы на твоем месте немного полежал. Дальше ты сам все знаешь – снимок черепа, глазное дно, консультация невролога…
– Знаю, можешь не продолжать, – перебил его Петр. – Скажи, ты не шутил, что у Цитрусова незадолго до смерти был половой контакт?
– Ничуть… Причем, скорее всего, с использованием презерватива. Правда, самого презерватива я не нашел. Парень от него успел избавиться.
– Тогда как ты понял, что он был? Презерватив, я имею в виду?
– Это долго объяснять, есть множество косвенных признаков. Я не уверен на сто процентов, экспертиза установит точно, но…
Несмотря на то что перед глазами сыщика плавали круги, а в ушах стоял звон колоколов, услышанное все-таки пробивалось в самый центр сознания.
Был презерватив или нет – в данной ситуации это не так важно. То, что секс у Валери перед смертью был, – не подлежало сомнению. Вопрос – с кем? Уж не с самим ли убийцей?
Видимо, выглядел Петр далеко не лучшим образом, поскольку Макс не спешил уходить, топтался рядом, осматривая траву.
– Я заметил что-то… завернутое в газету, – Петр указал рукой под куст. – Сейчас там ничего нет. Возможно, это и было орудие убийства. Сколько я провалялся?
– Минут пять-десять. Пока я тебя увидел, пока обежал корпус…
– А через окно выпрыгнуть – не судьба?
– Зачем тогда нужны двери, если есть окна? – философски изрек Лунегов. – Серьезных повреждений у тебя я не обнаружил. Голова не кружится? Не тошнит?
Голова сильно кружилась, но говорить об этом Петр не стал. Как врач, он прекрасно представлял дальнейший алгоритм действий и последующие вопросы Макса. На все полагающиеся в данном случае лечебно-диагностические мероприятия просто не было времени.
– Спасибо, я хотел бы сейчас прогуляться и поразмышлять кое над чем. Ты по поводу убитой женщины скажешь что-нибудь интересное?
– Позже, когда закончу. Мне еще надо кое-что уточнить.
– А по нашему старому вопросу?
– Какому еще старому?
Бард попытался изобразить искреннее удивление, но актером он был весьма посредственным, и чтобы уличить его в фальши, совсем не обязательно было становиться Станиславским. Но Петр решил не расстраивать коллегу и терпеливо разложил все по полочкам:
– Из-за чего вы с Буйкевичем вчера грызлись на втором этаже? Что ты ему не можешь простить, какую выходку?
Услышав вопрос, Лунегов, ни слова не говоря, отвернулся и не спеша направился в обход здания турбазы. Уже на ходу бросил:
– Ты, кажется, хотел прогуляться? Вот и прогуляйся.
Петр подумал, не слишком ли часто Бард в последнее время одерживает эти крохотные, но эффектные победы над ним, не пора ли весам качнуться в другую сторону?
Петр быстро кинул взгляд на окна турбазы: может ли его слышать в данный момент Элла? Когда патологоанатом уже собирался повернуть за угол, его настиг брошенный вдогонку вопрос:
– Знаешь, что между нами общего, а в чем существенное различие?
– Нет, – Лунегов обернулся.
– Общее в том, что мы оба в разное время спали с Ингой. А различие… После расставания со мной она осталась жива, а после расставания с тобой ее убили. Теперь можешь идти, я разрешаю.
Хмыкнув, Бард вскоре исчез за углом.
Оставшись один, Петр еще раз заглянул под куст, убедился, что газетный сверток бесследно исчез. Потом сделал себе короткий интенсивный массаж затылка, пытаясь унять звон в ушах. Потом достал сигареты, закурил и не спеша направился по тому же самому маршруту, по которому прогуливался в прошлый раз.
«Да, газета исчезла… А ты как хотел, сыщик? – размеренно потекли мысли в голове, едва он прошел автостоянку. – Чтобы орудие убийства тебе преподнесли на блюдечке с голубой каемочкой? Ты не вчера родился, парень! Будь взрослее!»
На турбазе – три трупа. Последний еще не остыл. Убийство Светланы Вакульчик выглядело изуверским, спонтанным, незапланированным. Для того чтобы понять психологию убийцы, требовалось абстрагироваться от деталей, взглянуть со стороны на все в целом, но этого как раз и не получалось.
Петр с ужасом констатировал, что каждому из присутствующих на турбазе было что скрывать. Причем включая тех, кого уже не было в живых.
Начать следовало с Инги.
Что она затеяла? Месть? Кому и за что?
Петр полагал, что ответ кроется в прошлогоднем праздновании Дня медработника. Вернее, в том, что там произошло. Не зря же Инга запросила у Сбитнева видеозапись этого праздника!
О том, что она увидела, можно судить лишь косвенно.
И здесь приходит на помощь рассказ Анжелы о выражении лица Ревенчук во время фотографирования в парке. Но как это все интерпретировать, сыщик пока не представлял. Дальше дело никак не двигалось.
