…На границе территории «северных» его уже ждали свои. Молча достав «цвета», он протянул их Саше и Паше.
– Чёрт! Как ты это сделал???
– Найдж, да ты волшебник!
– В одиночку запугал Викинга и «северных», что ли???
– Ну, ты даёшь!
Натянув жилетки, близнецы кинулись его обнимать:
– Спасибо, Найджел!
– Мы не забудем!
– А вы особо-то не радуйтесь! – проворчал Боярин. – Месяц будете вместе с «саппортами» ходить – и прислуживать, и вкалывать на самой неблагодарной работе. За то, что позволили с себя «цвета» снять!
Близнецы понуро кивнули.
– И считайте ещё, что легко отделались! За такое надо бы… Впрочем, ладно. Всё хорошо, что хорошо кончается…
– Боюсь, всё ещё только начинается! – мрачно усмехнулся Найджел.
– Кстати… А ты знаешь, что сегодня «северные» встречаются с олигархом? Переговоры у них там какие-то…, – задумчиво прищурился Боярин.
* * *
В баре было душно и накурено. Сизый сигаретный дым клубился под потолком. Десятка два небритых физиономий ошивались поблизости – перебрасывались негромкими фразами за соседними столиками, курили и посмеивались, старательно делая вид, что они тут не причём и вообще случайно.
Мелентьев осторожно оглянулся. Ему было не привыкать, за годы своей работы он повидал дыры и помрачнее этой. А вот Евгению Викторовичу здесь явно не могло понравиться. Его утончённый вкус привык к совершенно другому обхождению. Впрочем, он это старательно скрывал и хорошо держался. Даже не поморщился ни разу в ответ на поведение байкеров – откровенно хамское временами. С прежней невозмутимостью он продолжал гнуть свою линию, видимо, стараясь донести что-то до упёртого Викинга.
– Да, вы правы – нас связывают давние дружеские отношения с хозяином рынка, неким Асланом. Который весьма обеспокоен участившимися в последнее время инцидентами между ним и вами. Да и остальные кавказцы тоже…
– Жалуются, что ли? Так ты книгу жалоб заведи, и пусть они туда письменно хнычутся. Чтоб тебя не напрягать по пустякам, – мрачно буркнул Викинг.
Ни один мускул не дрогнул на лице Евгения Викторовича. «Дааа, он неплохо держится!» – мысленно отметил про себя Мелентьев. Закалённый бесчисленными совещаниями и трудными переговорами, его шеф, похоже, не только блестяще владел собой, но и отлично понимал, когда его нарочно провоцируют – хамят и грубят, старательно напрашиваясь. Видимо, ожидая, что тот разозлится и «проколется» – выдав то, что не хотел изначально говорить.
«Ждёте, что он сорвётся и проявит себя? А вы, байкеры, не так просты, как кажетесь!» – внутренне ухмыльнулся Мелентьев. – «Только не на того напали! Ничего вам здесь не обломится… Эх, знали бы вы вообще, с кем связались, черти чумазые!»
– Я думаю, мы могли бы при желании придти к какому-то компромиссу, выработав соглашение, устраивающее всех…, – Евгений Викторович по-прежнему демонстрировал дружелюбие и радушие.
– Я скажу тебе, что меня устроит. Когда этот чёртов Аслан прикроет свой грязный бизнес, соберёт свою черножопую братву, сядет в тачку и навсегда свалит из нашего города. Вот тогда мы останемся довольны и даже не будем иметь к нему никаких претензий…Ты донеси до него эту мысль! Раз уж он сам не понимает…
– Боюсь, ваше предложение излишне амбициозно и односторонне…
– А это не предложение. Это ультиматум. Надеюсь, он разделяет эти понятия? – хмыкнул Викинг.
– Похоже, ваша позиция слишком неконструктивна. При таком подходе трудно рассчитывать на взаимовыгодное сотрудничество. Что заставляет вас быть столь категоричным, Вадим? – улыбнулся Евгений Викторович.
– А я скажу тебе – что…, – Викинг кивнул в окно. – В этом городе я родился и вырос. Малолетним пацаном бегал по этим улицам. Тогда здесь не было ещё кавказцев, олигархов и всех этих ваших приблуд, вроде дорогущих тачек или здоровенных торговых центров. А вон тот гараж уже стоял. И авто-мастерская, и это здание – тоже. И всё было как-то…нормально.
А потом появились вы. Такие как ты, такие как он…этот твой Аслан. Такие, кто считал, что этот город принадлежит им, и что тут можно творить что угодно. Понастроить себе хоромов – там, где вам нравится. Запрудить улицы всякой дрянью – потому что вам так хочется. Ходить и ездить везде, где вам заблагорассудится. И считать себя хозяевами города.
Только вы забыли кое-что. Упустили из виду одну маленькую деталь. Не приняли во внимание. Вы забыли про нас. Запамятовали, что есть ещё и мы. А теперь вдруг спохватились и желаете договориться?
Не выйдет.
Потому что нам не нравится, когда всякие уроды творят тут свой беспредел. Потому мы не желаем, чтобы кто попало устанавливал тут свои гнилые порядки. Потому что это наш город! Мы тут выросли, мы тут родились, мы жили на этих улицах, ещё когда вас тут и в помине не было… И мы будем его защищать!
Ты уяснил мою мысль?
Все разговоры в баре как-то разом смолкли. Повисла напряжённая тишина.
«А парнишка-то – не промах! Умеет хорошо завернуть…» – мысленно отметил про себя Мелентьев. На них с олигархом сейчас было направлено два десятка пар глаз – и все эти взгляды были враждебными. Стоит сейчас этому чертову президенту скомандовать – и их просто разорвут в клочья. Но Евгения Викторовича, казалось, такие мелочи совсем не заботили.
– Знаете, когда я прибыл в этот город, вместо той улицы был пустырь. По-моему, даже заросший бурьяном и крапивой. А вместо вон того здания были покосившиеся развалины. Деревянные и полусгнившие. Ваш градообразующий завод дышал на ладан, а люди спивались. Вы наверняка помните те времена, не так ли? Теперь вместо развалин – шикарный торговый центр, а вместо пустыря – новая улица с многоэтажными домами. А у людей, которые в них живут, есть деньги, чтобы там жить.
И я хочу построить больше таких домов и больше торговых центров. Чтобы ещё больше людей могло в них жить. Но каждый раз, когда я затеваю новое строительство, оказывается, что на этом месте уже живёт какая-нибудь дряхлая старушка в своей полуразвалившейся халупе. И что мне делать? Я прихожу к ней со всем моим радушием. Предлагаю ей шикарные условия. Отличное жильё в другом районе и очень солидную компенсацию за переезд. И знаете, что я слышу в ответ? Что она не желает! Что она привыкла жить здесь, всю жизнь провела в этой своей дряхлой лачуге и не хочет на старости лет никуда перебираться.
И я понимаю, что с ней бесполезно спорить. Что она – устаревший реликт другой эпохи. Исторический памятник древнего бытия! Вместе со своей покосившейся халупой и своими замшелыми суждениями. Они ничего не хочет знать, ничего не желает слышать. Она просто хочет умереть здесь…
Что ж, мне остаётся только исполнить её просьбу. Лишь чуточку ускорив процесс.
Прогресс неумолим. А те, кто стоят у него на пути – оказываются выброшенными на обочину истории.
