Второе светозарня
Брагод, особняк графа Гарданта Тровенга
Гард
Никогда прежде Тровенг даже представить не мог, что может быть так полно, всепоглощающе счастлив. И не поверил бы никому, ни магам, ни жрецам, если бы они еще несколько дней назад попытались убедить его, будто сурового и властного мужчину его лет может всего за пять суток так сильно изменить обычная женитьба.
Ведь женились все вокруг, и молодые, и достаточно пожившие, и хотя и ходили некоторое время с довольными рожами, как обожравшиеся сметаны коты, но очень скоро возвращались к прежнему образу жизни. Начинали снова гоняться за ветреными кокетками и по полночи просиживать в гостиных богатых приятелей за ломберными столиками.
Но Гард точно знал, что ни через месяц, ни через год не захочет ни одного из прежних развлечений. Откуда-то, из забытых и, казалось, потерянных в глубинах памяти детских сундуков, всплыли не совсем внятные, но яркие картинки: стол, свечи, праздничный пирог… и почти незнакомый теперь мужчина, нежно обнимающий сияющую счастьем мать. А ведь они прожили к тому времени более двадцати лет и праздновали в тот день трехлетие Гарда. Ардика… как называла его тогда мать.
И теперь он отчетливо понимал, почему столько лет неосознанно старался не вспоминать связанных с детством событий. После смерти матери отец сильно изменился, стал тихим, скучным и никаких праздников больше не устраивал. А потом, оставив сына на попечение старенькой няни и гувернеров, переехал на юг, в замок к новой жене. Встречались они очень редко, и особой радости эти встречи Гарду не приносили. А в глубине души он остро тосковал по теплу и свету, переполнявшему его жизнь в детские годы.
– Я готова, – выпорхнула из гардеробной Дилли, свежая и еще слегка румяная после ванной.
Но уже со строгой прической и в темном изящном шифоновом платье.
– Я тоже, – подавая ей руку, улыбнулся Гард и не сдержался, притянул жену к себе и заглянул ей в лицо шальными от понимания своей везучести глазами. – Я очень счастлив, Дилли. И я тебя люблю… никогда и никому этого не говорил… как знал, что найду тебя.
– Гард, – зарумянилась от смущения и удовольствия ведунья, – я счастлива это слышать… но ты не торопишься? Ведь мы женаты всего ничего…
– Мне и меньшего бы хватило, – упрямо качнул он головой. – Я это сразу почувствовал, да не поверил самому себе. А теперь знаю точно и клянусь – буду верить тебе всегда и во всем, даже если весь мир будет доказывать обратное.
– Ведуньи не изменяют любимым, – произнесла она слова, которые приберегала на потом, но просто не могла не сказать сейчас.
Они шли в кабинет Гарда, где уже собрались магистры, в обнимку, как парочка селян, и разомкнули руки лишь перед дверью.
– И почему мы не сбежали куда подальше? – вздохнул Гард, оправляя ей пелерину и зная, что мечтает о несбыточном.
Разговор с магистрами занял около часа, и Дилли было предельно ясно, что они стараются задавать только самые важные вопросы, желая восстановить истинную картину произошедшего в кабинете и на халгирской лодке. Ну и, конечно, историю их мытарств, хотя вот об этом Дилли говорила с откровенной неохотой, стараясь не открывать своих тайных умений. Хотя и понимала, что не подозревать истину они не могут, но подтверждать их предположения не собиралась. Просто не имела права.
– И последний вопрос, – заканчивая беседу, внимательно вгляделся в невозмутимое лицо ведуньи Звен. – Ты шла к князю, чтобы попросить помощи для своих сородичей?
– Нет, не просить. Купить, если получится вылечить Гелиссу, – уверенно поправила Дилли. – Но теперь понимаю, что это было большой ошибкой. Он знал, что она не больна, а просто не хочет жить так, как нужно ему. И зачем ему ведунья – тоже поняла, пока жила рядом. Он собирался отправить меня королю вместо своей дочери, это же очевидно. А потом – либо наградить и отпустить, либо убить, по обстоятельствам. И когда понял, что я не пойду на сделку, обозлился и решил убить заранее. Ведь никто не узнает, что произошло на заброшенном хуторе. Ну а тело можно утащить в камыши… он не зря расспрашивал, какие там места.
– Мы это обязательно проверим, – процедил Тровенг, и его скулы закаменели. – А сейчас пора обедать и отдыхать.
– Я не устала, – с сожалением отказалась Дилли. – Мне хочется поговорить с Гелией. И у меня тоже есть вопрос – вы уже привезли ее возлюбленного?
– Догадалась, – довольно улыбнулся магистр. – Конечно, привезли. И раз ты в них заинтересована, хочу просить совета, с кем лучше сначала разговаривать?
– С ним, – ни секунды не сомневалась ведунья. – И возьмите меня.
– С удовольствием, мы и мечтать не могли.
Второе светозарня
Брагод, дворец князя Сайморса Онзирского
Дилли
Во дворец они отправились в карете, и настояла на этом Дилли. И не ради каприза. В каждом городе было заветное место, где ведуньи могли встретить посланницу или получить записку от своих. И ни одна из них, случайно оказавшись поблизости, не отказывалась попытать удачу. Хотя и знали, насколько редко она улыбается, но ради возможности оставить о себе весточку упрямо приходили к условленному пункту.
– Зачем тебе булочная, да еще и на углу рыночной площади? – отвлекаясь от мыслей о свалившихся на него заботах о княжестве, удивился Гард, услыхав просьбу жены, но тут же, сообразив, что попусту она ничего не делает, повинился: – Извини, родная, не сразу понял. А куда точнее? Самой тебе лучше не ходить по обычным блинным.
– Ты хочешь сказать, – с улыбкой осведомилась она, – что я потеряла право на свободу? Но входить мне никуда не потребуется, просто пусть кучер едет тут помедленнее и остановит сразу, как попрошу.
– Я позабочусь, – серьезно пообещал Ланс, сидевший на противоположном диванчике рядом со старшим магистром. – И могу сбегать, если нужно.
– Там видно будет, – примирительно произнесла Дилли, прекрасно понимая мужа.
Он настолько переволновался за последние трое суток, что действительно готов запереть ее в башне. Это самое главное качество всех по-настоящему мужественных и властных мужчин – привычка постоянно держать под бдительным присмотром нужных людей и самые важные дела. С этим ничего нельзя поделать, и до смешного глупо надеяться, подобно самоуверенным прелестницам, будто такого самодостаточного и сильного человека можно переделать или перевоспитать.
И тем, кому это удастся, попросту никогда не приходит в голову, что вся властность, ответственность и мужественность были не настоящими, а всего лишь хорошей маской для публики.
Время давно перевалило за полдень, дождь уже закончился, уйдя на юг, и простые горожанки спешили пополнить запасы, наверстать отложенные утром походы на рынок. В широких воротах бурлил людской поток, сталкиваясь и смешиваясь на миг со встречным, и Дилли никогда не нашла бы в нем нужного человечка, если бы не знала, куда смотреть. На широкие, как скамья, перила булочной, где любили перекусывать пирожком или ватрушкой бегущие по делам посыльные, почтальоны и водоносы.
