– Мать… – Чижик с обидой смотрела на старшую, кусая от досады губы, – разве шутить можно только ей?
– Твоя шутка прозвучала как ультиматум, – устало вздохнула Ясвена и вдруг отбросила платье: – Так не хочется идти на этот бал! Но я ведь не капризничаю и не мучаю вас упреками?
– Мать, она поймет… Наша Чижик добрая и заботливая! – ринулась спасать семейный покой Дилли. – И знает, как мы все ее любим, просто немножко хватила через край.
– Я знаю ее с пеленок. – В тихом голосе матери сквозь светлую грусть пробивалась смешанная с болью тревога. – И моя в том вина, что Лита стала колючей, как ежик, и без надобности дерзкой. Не нужно было позволять ей так много времени проводить на рынке. Она еще слишком молода и впечатлительна, а у рыночной стаи законы волчьи. Они никого не уважают, всем грубят, запугивают и испытывают на крепость. Ее тоже не раз пытались подчинить, но Чижик научена обороняться, и постепенно они признали ее хоть и не своей, но равной. А Лита приняла это за собственную заслугу, со временем начала невольно подражать их выходкам, и это меня очень обеспокоило. Ведуньи черпают силу в своей доброте, честности и чуткости. Конечно, бывали среди нас и те, кто, взрослея, стал считать себя выше других и презирать наши законы. Нет, они не потеряли способность к изменению тела, зато утратили более ценное. Умение учить доброте детей и зарабатывать доверие и уважение тех, кто приходил за помощью.
– Она все поймет! – Дилли наконец поймала сестру в объятия, прижала к себе и, как в детстве, нежно гладила по волосам, позволяя поливать слезами нарядное платье. – Она у нас умница. Просто любовь – такая странная штука, вдруг сваливается на тебя, как воз соломы, и не знаешь, куда от нее ползти. Но Лансу показывать свои чувства рано, поверь мне. Пусть сам решит, нужна ли ему такая заноза, и постарается тебя завоевать.
– Кто-то говорил, что в любви военные приемы не действуют? – шмыгнув носом, съязвила Лита.
– Особенно у девушек, – убежденно подтвердила Ясвена, снова принимаясь за переделку платья. – Женщины и война – вообще непримиримые враги. Для истинных ведуний нет ничего отвратительнее войн, боев и кровавых ристалищ. Открою вам самый большой секрет: самые лучшие, мудрые и благородные мужчины тоже их не жалуют. Женщина же изначально создана для рождения жизни, и в ней самой природой заложена всепоглощающая потребность защищать любых детенышей. А если вы встретите даму, с горящим взором смакующую подробности смертельной схватки или охоты, мысленно поставьте на ней черный крестик и никогда не берите ее в подруги или сообщницы. Она либо отъявленная лгунья и говорит не то, что думает, либо ее разум неисцелимо отравлен. Воспитанием, окружением, жизнью – не важно, но она лишена самого ценного женского качества – неприятия насилия. Такие люди внутренне готовы в любой момент совершить самое страшное злодеяние, не пожалеют ни ребенка, ни калеку, ни старца. Ведь основные запреты написаны вовсе не на бумаге, они сидят глубоко в нашем разуме. Надеюсь, ты поймешь меня и не обидишься, дочка, я давно хотела это сказать… Ну, иди одевайся, Дилли поможет тебе с прической.
– Я собираюсь представить тебя своей младшей сестрой и фрейлиной, так ты получишь больше свободы. Хотя я сама графиня лишь по мужу, надеюсь, тебя это не особенно расстроит, – подмигнула Дилли в зеркало Чижику, заканчивая сооружать ей прическу.
И хотя собственные волосы доставали Лите лишь до лопаток, с помощью ловких рук ведуньи и искусно сделанного шиньона они вскоре превратились в изящную золотистую раму, подчеркивающую свежесть и прелесть юного личика.
– Я вообще никогда не пошла бы ни на какой бал, – тоскливо вздохнула задумчивая после материнской отповеди девчонка. – Но нужно же посмотреть вблизи, какой он во дворце.
– Неплохой, – честно признала Дилли, сразу сообразив, кого имеет в виду Чижик. – Маги в чем-то лучше обычных мужчин, честнее, сдержаннее. Но понимание личного счастья у каждого свое, и с этим ничего не поделать. Хотя я уже придумала, как тебе помочь, но расскажу позднее, когда прояснятся некоторые детали.
В бальный зал княжна и сопровождающие ее приближенные лица спускались по широкой лестнице в строго установленном порядке. Сначала Гелисса под руку с Илнером, за ними Тровенг с женой. Следом, гордо подняв голову, спокойно шествовали Ясвена, получившая статус тайной советницы княжны, и леди Мадлена, оставшаяся статс-дамой. Чижик шла позади всех, скромно опустив взор и помня, что теперь она всего лишь свежеиспеченная фрейлина из бедного, почти позабытого рода.
– Ее княжеская светлость Гелисса Онзирская, его светлость полковник Илнер Янге! – зычно и важно объявлял дворецкий, а стоявшая позади и выше всех Лита стремительно обшаривала взглядом зал, ища знакомые русые волосы мага.
И все больше мрачнела, не находя Ланса среди почти трех сотен гостей. Хотя магистров здесь собралось непривычно много. Никогда еще ведунье не приходилось видеть в одном месте столько серебристо-зеленых, как листья тополей, коротких плащей одного фасона, с одинаковой вышивкой по краю капюшона и рукавов.
– Данлита ле Саренс, фрейлина ее светлости Андилии Тровенг, – тише и без прежнего пафоса объявил дворецкий, и Лита, спокойно перенеся и новую должность, и чужую пока фамилию, скромно потупив взор, спустилась с лестницы.
Но краем глаза привычно заметила и появившийся во взглядах окружающих задумчивый интерес, и быстрые переглядывания дам в роскошных нарядах, стоявших в первых рядах гостей, пришедших приветствовать новых правителей.
И только теперь начала подозревать, как глубоко ошибалась, считая, будто никто на нее и внимания не обратит, ведь она всего лишь бедная бесприданница. Как бы не так, все эти лощеные щеголи сразу связали ее с Дилли и регентом, вмиг просчитав выгоду такой партии.
Лита даже слегка опешила, только теперь осознав, что задевшее ее предупреждение матери прозвучало неспроста. Ясвена никак не могла не предусмотреть такой реакции придворных прощелыг и, несомненно, тревожилась, не опьянят ли Литу льстивые речи и лживые комплименты, не заставят ли задрать нос и забыть о тех, кто на самом деле достоин ее благодарности и доверия.
– Позвольте показать вам зал, прелестная леди? – Мужчина лет сорока улыбался Чижику уверенно и чуть насмешливо, явно надеясь смутить своей наглостью. – Я – граф Мехалс Теоло.
– Не могу позволить, – наивно вытаращив глаза, отказала ему Лита. – Ее светлость запретила отходить далее чем на три шага. Мне доверен кошель с ее платочками и духами.
– Но разве она вам не родственница? – лукаво усмехаясь, склонился ниже граф и уверенно взял девушку под руку. – И мы ведь будем на виду?
– На каком виду? – растерянно уставилась на него Чижик, очень правдоподобно изобразив, будто не поняла довольно прозрачного намека.
Озадаченно огляделась, словно лишь сейчас заметив, что княжна с женихом и регент с супругой уже поднялись на возвышение и устроились в вычурных креслах с высокими резными спинками. Мать-ведунья и старшая фрейлина сидели на более скромных стульях, стоящих ступенькой ниже. Все остальные гости пока стояли и старались занять место поближе к трону.
