Вспыхнувший в душе протест самой возможностью подобного поворота судьбы озадачил и даже слегка испугал Тровенга, нежданно для себя во всей полноте осознавшего, как много значит для него эта необыкновенная женщина. Не просто много, нет. Она теперь для него все. Его сердце и кровь, его боль и радость, а он – глупец, последний глупец, возомнивший себя незаменимым правителем и шелестящий бумажками, в которых магистры уже сто раз обдумали, обсудили и выправили каждое слово.
А ему нужно думать вовсе не об этом, а о том, как уберечь и защитить свою жену, как не позволить ушлому Эршелю отобрать ее или кого-то из ведуний, раз Ясвена так не желает переходить границы его королевства.
– Ланс, – резко отодвинув бумаги, поднялся с места регент, прошелся по кабинету, подыскивая более точные фразы, и, посмеявшись над этой собственной привычкой, коротко спросил: – Кто писал эти указы?
– Звен и Орвес, – сразу насторожился Ланс. – А что такое?
– Ты можешь их позвать? Срочно.
– Конечно, они во дворце. Ты обнаружил ошибки?
– Нет. Я нашел самоуверенного индюка и намерен с ним покончить, – кровожадно усмехнулся регент.
– Гард… – опасливо оглядел его маг, явно ожидая какой-нибудь детской выходки вроде активации боевого амулета. И хотя точно знал, что Тровенгу такие поступки несвойственны, не мог не предупредить: – На магистров невозможно напасть с помощью амулетов. Мы же сами их делаем и закладываем особое заклинание. Исключение из всех врагов.
– Я похож на безумца? – искренне изумился Гард. – Ты действительно считаешь…
– Нет, но ведешь себя необычно. Потому и предупреждаю.
– Спасибо, друг, – почему-то развеселился Гард. – Жаль, ты не сказал мне этого раньше. Ну, где твои магистры?
– Здесь, – отозвался от двери Звен и спокойно направился к столу. – Слушаем.
– У меня три вопроса. Кто писал эти указы, кто будет править, пока мы в отъезде, и главный: четыре дня назад вы сделали мне предложение, но я отказался. И только теперь осознал, как недальновидно поступил. Если можно его вернуть…
– Можно. Это предложение мы готовы исполнить в любой момент. А указы мы писали сообща, стараясь все предусмотреть. Ну и о правителе. Поскольку у нас есть свои дела, твои мы разделили, но официальным заместителем решили оставить Юнтаса, твоего секретаря. Он в курсе всего и лучше всех знает, какие вопросы можно решить без тебя, а какие оставить до вашего возвращения. С тобой отправимся мы с Лансом и Варгус.
– Спасибо, – удовлетворенно кивнул Тровенг и нажал на камень в кольце, вызывая Юнтаса. – Ланс, пиши указ, я даю Юнтасу право подписывать в мое отсутствие все необходимые указы.
Он отодвинул к краю стола кипу бумаг и уставился на магистров:
– Я готов к ритуалу. Надо куда-то идти?
– Нет, – с интересом рассматривал его Звен. – Только ответь на один вопрос: почему ты так резко поменял все собственные решения?
– Ланс помог мне понять свою неправоту, – спокойно сообщил Гард. – И я осознал, что выгляжу в ваших глазах недоверчивым, самоуверенным индюком.
– А вдруг мы ошиблись? – испытующе смотрели на регента магистры.
– Юнтас очень внимательный и аккуратный, – ухмыльнулся Тровенг. – Он прочтет и отыщет ошибку. Но даже если ничего не найдет, все несуразности сразу заметит народ. У них и мураш не проскользнет, нужно лишь дать людям возможность говорить, не опасаясь за свои шкуры.
– Благодарим за ответ. Снимай все амулеты и украшения, на тебе не должно быть металлов и камней. Встань посредине, мы завернем тебя в щит. Будет немного горячо, но недолго. Второй раз ритуал можно будет провести через несколько месяцев…
Остальное Гард слышал глухо, как сквозь одеяло. Еще он ничего не видел, кроме окутывающей его туманной пелены, а ощущал лишь тепло возникшей между лопаток точки. Словно кто-то поставил на него чашку с горячим чаем, и она становилась все теплее, но не обжигала, а лишь согревала, как изразцы натопленной печи…
– Достаточно. – Туман растаял, и регент обнаружил напротив себя кучку изучающе рассматривающих его магов. – Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – не солгал Гард. – А что мне теперь можно делать?
– Ничего, – решительно разбил его мечты Звен. – Пока только резерв увеличился. Теперь все твои амулеты будут служить дольше. Не пытайся ничего кастовать, этому нужно упорно учиться, а у тебя сейчас нет времени.
– Теперь у меня его намного больше, – хитро усмехнулся регент и шагнул к столу Ланса. Взял указ, пробежал взглядом и, поставив размашистую роспись, вручил Юнтасу: – Держи и начинай работать. А я иду готовиться к встрече с посланцем.
Сгреб свои амулеты и направился к двери.
– Не слишком ли стремительно он помудрел? – с сомнением спросил Звен и кивнул Лансу: – Иди, догоняй. Может, еще какую идею подбросишь… по дружбе.
Шестое светозарня
Брагод, дворец князя Сайморса Онзирского
Дилли
Ведунья молча стояла у окна, ожидающе поглядывая на служанок, развешивающих по гардеробной купленные ею платья. На душе у нее было тревожно, и вся эта суматоха вокруг нарядов, украшений и прочей мишуры казалась совершенно неуместной. Ей хотелось поговорить с матерью или поиграть с малышами, выпить фруктового чаю с необыкновенно вкусными рогаликами, которые печет Мира. Или просто погулять по саду, рассмотреть беседки, до которых она не дошла вчера ночью. О том, чтобы посидеть в них с мужем, ведунья и мечтать себе запретила, на Гарте теперь целое княжество… вместе с происками халгирцев и интригами проклятого Эршеля.
– Мы закончили, леди Андилия, – кротко сообщила старшая из служанок. – Вам что-нибудь принести?
– Нет, – отпустила их Дилли, заранее сообщившая, что оденется сама.
Не зря же она выбрала только те платья и блузки, которые легко надеть без чужой помощи, несказанно разочаровав модисток, пытавшихся всучить правительнице пышные наряды на шнуровке, с многослойными юбками и замысловатыми туниками.
– Дилли… – несчастно пробормотала Лита, сидевшая в углу дивана, поджав под себя ноги, – ты на меня сердишься?
– Я не могу на тебя сердиться, – печально ответила ведунья, – потому что я тебя люблю. Но мне больно понимать, что все наши усилия были напрасны. Ты не ведунья.
– Но Дилли, я же могу сделать себе другое лицо и даже горб… – Чижик говорила все тише и медленнее. – Я все понимаю…
– Понимать мало, – горько усмехнулась Дилли. – И сделать горб – тоже не главное. Важнее всего пронести в душе доверие к тем, кто всегда был за тебя, и к тем, кого ты любишь. Без веры нет любви, нет понимания, ничего светлого нет… И ведуний без веры тоже нет. Ты же все это знаешь, почему же позволяешь управлять собой самым отвратительным чувствам? Ревность – это всего лишь несправедливое недоверие, смешанное с больной подозрительностью и необузданной злостью.
