Кьер поджидал меня на крыльце, возле которого уже стояла карета. Нахлынуло досадное чувство неловкости. Расставания с ним мне никак не давались, я не могла понять ни как вести себя, ни что говорить.
— Уверена, что готова вернуться поездом? — Кьер подал мне руку, чтобы помочь спуститься по лестнице. — Если хочешь, я прикажу кучеру тебя довезти.
Обратный путь мы должны были проделать по отдельности, чтобы не вызывать лишних разговоров. Меня ждал вечерний поезд, а Кьер намеревался сесть на утренний, благо высшее начальство могло позволить себе являться на работу тогда, когда ему это угодно.
— Кому суждено быть повешенным, тот не утонет, — философски отозвалась я.
И уже подобрала юбку, чтобы шагнуть на каретную ступеньку, но герцог меня придержал.
— Когда я тебя в следующий раз увижу?
— В любое время с девяти до семи в криминалистическом отделе. — Я позволила себе легкую улыбку. — Если, конечно, господин Трейт не отправит меня куда-нибудь в ссылку, шахту копать в поиске улик.
— Когда? — строже повторил Кьер, не поддержав шутки.
— Не знаю… — Я опустила глаза, кляня себя за растрепанность чувств. — В среду. Или в четверг. Я приеду к тебе после работы.
— Хорошо.
Короткий поцелуй оставил легкое ощущение неудовлетворенности его продолжительностью. Я села в карету, и под веское «Трогай!» она покатилась прочь из Тренвиста, куда я, если признаться самой себе, еще хотела бы вернуться.
Впрочем, эти мысли, как и всякие другие, связанные с герцогом, я старательно откинула, заставив себя сосредоточиться на предстоящей работе.
Тарнхил встретил меня солнцем, радостно скачущим из лужи в лужу и заставляющим сверкать омытые недавним дождем шпили, флюгеры и вывески, а еще грубой мостовой из крупного камня, на которой карета затряслась, как припадочная, так что я была более чем рада, когда она наконец остановилась у главного (а по факту — единственного) городского полицейского участка. Дежурный на входе при моем появлении аж подскочил.
— Леди Эрилин Рейвен? — Получив утвердительный кивок, он приглашающе махнул рукой: — Прошу, главный констебль вас ожидает.
Я против воли недоуменно вскинула бровь. Во-первых, несмотря на телеграмму, я и не рассчитывала, что до меня в воскресенье снизойдет начальник отделения, а во-вторых, в голосе дежурного слышалось нечто подозрительно похожее на благоговение, что сильно сбивало с толку. Его начальник, грузный мужчина с пышными седыми усами, плавно переходящими в бакенбарды, только усилил мое замешательство, едва ли не вытянувшись в струнку при моем появлении.
— Леди Рейвен! Крайне рад, крайне рад, такая честь, такая честь! Позвольте представиться, главный констебль тарнхилского отделения, Роберт Пол. Присаживайтесь, прошу вас.
Мужчина отодвинул для меня стул, метнув суровый взгляд в подчиненного, будто тот был в чем-то виноват (профилактика-с!). После чего сел на свое место и нервно протер лысину белым кружевным платочком.
— Я хотела бы еще раз вас поблагодарить за то, что согласились перенести встречу, — с некоторой внутренней опаской произнесла я.
— Что вы, леди Рейвен, как можно. Это полгорода Господа благодарит за то, что вы на этом злополучном поезде оказались. Мой племянник, может, только благодаря вашим прекрасным ручкам и жив. Если бы его светлость благородство не проявили, уж поверьте, мы бы вас в Тарнхиле разместили со всеми почестями. Мы, миледи, вам крайне признательны, и уж вы простите, что из-за того, что мои остолопы маньяка проглядели, вам пришлось в это несчастливое путешествие пуститься…
Все несколько встало на свои места. Крохотный городишко — это вам не столица. Здесь и перед титулом преклонения больше, и перед должностями. Пусть и женщина заявилась, но кто этих столичных знает, что за женщина, коли леди, да криминалист, да и сам герцог ей очевидно благоволит. А тут еще и в крушении я героиней оказалась нежданно-негаданно.
Но, боже, как приятно!
Вот бы упаковать многоуважаемого главного констебля славного города Тарнхила и продемонстрировать чуть менее уважаемому первому криминалисту департамента на предмет того, как надо обращаться с леди. Интересно, а у Трейта есть племянники, ну или любимый котик, которого можно спасти…
— Вы мне льстите, господин Пол, право слово, — улыбнулась я и, прежде чем констебль пошел на второй круг хвалебной оды, торопливо добавила: — Давайте перейдем к делу. Мне не хотелось бы опоздать на поезд.
— Конечно, конечно, — Роберт Пол пододвинул мне печально тонкую папку. — Здесь все материалы и те фотографии, которые мы еще не выслали в департамент. Кроме того, если вы пожелаете, я сопровожу вас на место убийства, а также у нас запланирована встреча с родственниками убитого, коли таково будет ваше желание.
— Будет-будет… — пробормотала я себе под нос, откинувшись на спинку кресла, и вчиталась в отчеты.
Тело обнаружено вечером шестнадцатого августа. У убитого был вырезан желудок. По фотографиям почерк и впрямь похож. Найдены следы хлороформа. Маг-криминалиста в городе нет, поэтому данные амулетов снимал дежурный констебль. Все, как у нас, легкие завышения показателей, которые легко списать на возмущения магического фона. Убитый опознан на месте самим констеблем (неудивительно!). Подозреваемых нет. Хотя…
Я с уже большим интересом вчиталась в следующий лист, периодически задавая господину Полу уточняющие вопросы.
Как оказалось, в июне на убитого уже совершалось покушение. Мужчина прогуливался с супругой, когда на него вдруг из-за угла выскочил какой-то сумасшедший — «лохматый, с бешеными глазами, перекошенной физиономией и с ножом (записано со слов свидетеля)». Он бормотал себе под нос что-то неразборчивое, но господин был не промах, ловко выбил у нападавшего дух ударом в челюсть, а потом еще и под ребра ногой добавил для острастки, а многоуважаемые господа Д. и К, проходившие мимо, ему в этом чуток помогли. Но с уверенностью сказать, что два происшествия были связаны, невозможно. Точного описания нападавшего дать никто не мог. Больше этого сумасшедшего в городе никто не видел.
Предварительная попытка покушения — это что-то новенькое. Да, еще не все личности установлены, но жена пьяницы клялась и божилась, что муж ее, тварь такая, был милейшим, чтоб его черти задрали, человеком, чьим самым тяжким грехом стала нелепая смерть и пятеро повешенных на шею несчастной матери детей. Да, пил, а кто нынче не пьет? Да, бил, а кто нынче не бьет? Зато рукой, а не чем под оную попадется и изредка. Так, если не в настроении. Раз-два в неделю, не больше. Зато четверть заработка отдавал. Иногда. Кормилец! Был, тварь такая. И милейший, милейший человек! Всенародно любимый гад, чтоб ему…
Монолог этот, живо пересказанный коллегой, целый день веселил мужчин в отделе. Мне, наверное, тоже было бы смешно, если бы не было так грустно.
Что у нас получается? Четыре трупа в столице, один в Тарнхиле…
— Чем убитый зарабатывал на жизнь?
