– Это позволит нам продержаться до моего дома. Там обработаем рану и наложим повязку.
– А вы-то как?
– Бог миловал.
– Но вы же упали. Сильно расшиблись?
– Все в порядке, – заверила Изабел, хотя щиколотка чертовски болела.
Убегая из дома Ардморов, она обо всем забыла, а теперь ногу неприятно дергало.
Каллум взял у нее мешочек и разорвал надвое, потом подтер капли крови и бросил клочки, пахнущие анисом в разные стороны.
– Это ненадолго задержит псов.
Протянув руку Изабел, он спросил:
– Что это едва не сбило вас с ног? Там же были только псы.
– Титания, – буркнула Изабел. – Кошка леди Селины.
Каллум усмехнулся. «Непредсказуемый человек!»
Хромая и ковыляя, пошатываясь, крадучись они пробрались через конюшни. Изабел казалось, что обратный путь занял целую вечность.
К тому времени как они добрались до заднего сада, при каждом шаге на глазах Изабел выступали слезы, а правая ступня и щиколотка, казалось, превратились в свинцовую гирю, которую нужно было тянуть за собой.
Хотя все слуги заснули еще до ее ухода, она молилась, чтобы черный ход был открыт. Конечно, у нее был ключ, но чем легче, тем лучше. Каждая сэкономленная секунда, каждый сэкономленный шаг были наградой.
– Заходите. Посмотрим на вашу рану, – сказала она Каллуму.
– Со мной все хорошо. Давайте сначала посмотрим вашу.
Как только они очутились внутри, он добавил:
– Я не намеревался задерживаться, но вы не сможете меня одурачить, как бы ни храбрились. Ваша нога если не сломана, то вывихнута. Опиум еще остался?
– Нет, но в столовой наверху есть портвейн.
Он исчез, но скоро вернулся с хрустальным графином.
– Возьмите это, а я вас понесу.
– Нет, это совсем ни к чему…
– Не спорьте! – отрезал Дженкс, и в следующее мгновение она оказалась в его объятиях, прижатая к груди.
Изабел почувствовала себя маленькой девочкой, а не взрослой женщиной, которая весила не меньше сотни фунтов. Его рука обхватила ее бедра и спину, а грудь стала надежной стеной. Как только он поднял ее, пульсация в щиколотке немного ослабла.
Изабел шепотом объяснила, где можно найти бинты и как подняться в ее спальню. Слова были непривычно интимными, и она краснела, когда произносила их.
Ее душа ликовала: потому что он рядом и касается ее, потому что лихорадочное бегство закончилось, потому что картина осталась в кабинете Ардмора. Впервые в жизни Изабел так остро ощутила присутствие Каллума. Каждый дюйм тела пульсировал, подрагивал или наслаждался его близостью. Она была в смятении: мысли и чувства в беспорядке, голова кружится, – и тем не менее существовало то, в чем она была твердо уверена.
Как только они поднялись в спальню, она прошептала:
– Положи меня на постель, Каллум, и закрой дверь, чтобы нас никто не потревожил.
Глава 12
Изабел приподнялась на локтях, наблюдая, как он поворачивает ключ в замке.
– Мне так жаль, что тебя ранили, когда помогал мне! Не следовало впутывать тебя в это.
– Возможно, и так, – согласился Дженкс и, подойдя к окну, раздвинул шторы.
В слабом свете луны его широкоплечая стройная фигура четко обрисовалась на фоне окна.
– На письменном столе есть лампа. И хоть я говорила правду, теперь еще больше сожалею, что ты согласился со мной.
– Я просто честен.
Он взял трутницу, высек искру и зажег лампу на столе. Она отбрасывала теплый свет на лицо Каллума, и Изабел увидела, что губы его кривятся в усмешке.
– Я же не говорил тебе, что испытываю, думая об этом деле. Но я рад, что ты попросила меня.
Он поставил лампу на столик у кровати и нерешительно прикусил губу.
Она показала на графин:
– Посиди со мной. Выпей.
Он нерешительно опустился на кровать, покачался, проверяя крепость матраса:
– Хорошая кровать. Но как ты? Помимо щиколотки? Как ты прошла через все это?
Он встал коленом на матрас, пристально глядя на Изабел:
– Боишься? Потрясена?
Она вытащила хрустальную пробку и отдала ему, жестом приказав положить на столик.
– Почему ты спрашиваешь?
– Хочу знать все. Издержки профессии.
Его губы чуть дернулись, словно он пытался сдержать улыбку.
Она поднесла графин к губам, набралась храбрости и, глотнув приторно-сладкого портвейна, провела пальцем по его губам:
– Я тоже хочу знать все, хотя и не офицер полиции.
Он опустил глаза, и тень от ресниц упала ему на скулы.
– На этот раз ты правильно назвала мой чин. А сегодня ночью была таким же полицейским, как я.
– То есть никаким?
Она сделала еще глоток. Графин из дорогого хрусталя оттягивал руку.
– И не используй свою профессию как предлог, хитрюга! Интересно, ты был бы таким же честным и любознательным, если бы стал бакалейщиком?
– Послушать тебя, так я несгибаем как лом.
Он дернул за сапог и сморщился.
– Взгляни на свою ногу!
Она села и почти бросила ему графин:
– Давай я сниму эту ужасную шаль.
Он поставил графин рядом с лампой.
– Чертовски болит, но если перевязать, все будет в порядке: чай, не впервой.
– Зря ты мне это сказал: теперь я стану тревожиться за тебя еще больше.
– Я польщен, – ответил он так сухо, что ей показалось, будто он шутит, но когда посмотрела ему в глаза, его взгляд был серьезным и откровенным.
Развязав шаль, Изабел быстро сделала из нее подушечку, велела положить на нее раненую ногу, чтобы заодно уберечь покрывало от предательских следов крови.
– Твой сапог окончательно испорчен, – сокрушалась она. – Очень досадно!
Каллум, нахмурившись, смотрел на дыру в толстой коже.
– Какая жалость, что герцогский слуга оказался таким метким стрелком! Но я уверен, что для Бринли это не помеха.
Будет очень больно, если я стяну сапог? – спросила Изабел.
– Может быть. Но не могу же я носить сапоги, не снимая?
Справедливо.
Изабел вцепилась в каблук и дернула, а когда сапог с глухим стуком ударился об пол, осмелилась взглянуть на Каллума. Лицо его было напряженным, но он не издал ни звука – лишь взял в руки бинт и, стащив испорченный чулок, обернул кровавую бороздку, которую пропахала в икре пуля. Бинт мгновенно покраснел, но Каллум продолжал заматывать рану, пока кровь не перестала проступать. Оторвав конец и завязав бинт, он столкнул шаль на пол и выдохнул:
