Чарлз похохотал над полным пренебрежением Каллума к моде и перестал задавать вопросы, чего тот и добивался. Кивнув на прощание, он пробрался сквозь толпу. По пути он сунул руку в карман и стал перекатывать между пальцами серебряный наперсток, который дала ему Изабел.
Каллум положил его в карман прошлой ночью. Покинув дом Изабел перед рассветом, он бросил порванную и пропитанную кровью одежду в темном переулке неподалеку от своих комнат на Джеймс-стрит. Пусть сборщики тряпья делают с ней что хотят.
Наперсток он сохранил и даже сунул в карман штанов, которые носил каждый день. Он был серебряным и стоил столько, что Каллума могли сослать за кражу. Ему следовало вернуть наперсток, но он знал, что не вернет. Наперсток дала Изабел, и хотя он не лез на палец Каллума и был чересчур изящным, все же напоминал о ней.
Он сел на скамейку рядом с Батлером:
– Мистер Батлер, полагаю?
Батлер широко улыбнулся:
– Вы правильно расслышали, мистер. Лицо у вас знакомое. Кого-то напоминает. Вот только кого?
– Это неважно.
Каллум взглянул туда, где Фокс обычно вершил суд.
– Наш магистрат занят вашими друзьями. Что это с ними?
На приятном широком лице художника отразилось разочарование:
– Как видите, они мне не друзья. Сегодня утром я отправился в Королевскую академию вместе с картиной, которую написал, – той, которую мне недавно вернули.
– Я знаю, что вы имеете в виду, – сухо ответил Каллум.
– Именно. Я так ей гордился! Сказал Уэсту, что хочу показать ее на летней выставке. Они разрешили приносить картины всем! И если работу принимали, то отсылали в Сомерсет-Хаус.
– Представляю, каким бы это было успехом! – заметил Каллум. – Хотя, если картина, о которой идет речь, была копией работы известного автора, могли бы возникнуть… вопросы.
– Вы совершенно правы, – вздохнул Батлер. – Старый Уэст углядел печать на обороте картины. Печать герцога Ардмора. Прямо на обороте!
Судя по голосу, он был потрясен.
– Неужели?
– И не говорите.
Сердце Каллума ухнуло вниз.
– Я понятия не имел, что герцог Ардмор ставил печати на картины! Впрочем, о таких вещах вряд ли широко известно.
– Мне следовало знать, – мрачно буркнул Батлер. – Очень слабый оттиск, но он есть. Уэст созвал толпу дружков, и они всей толпой повели меня сюда, чтобы меня арестовали за воровство.
– Но вы не были арестованы. Должно быть, Фокс не согласился с обвинениями.
– А вот это интересно. – Угрюмость мгновенно сменилась хитрой улыбкой: – Недавно здесь была леди. Я, разумеется, ее не знаю, но она сказала, что ее зовут… вроде бы леди Изабел Морроу? Кажется, так. Она явилась, чтобы оставить записку одному из сыщиков…
– Офицеру полиции, – машинально поправил Каллум. «Она пришла сюда с запиской?» – Какая записка?
– Полиция. Точно. Спросите вашего магистрата, если записка для вас, чего может и не быть, поскольку вы не знакомы с леди. Или знакомы? Я не знаю ни ее, ни вас, поэтому не знаю, кого вы знаете.
– Смотрю, вы этим наслаждаетесь.
Батлер поднял громадную лапищу и, щелкнув пальцами, ухмыльнулся:
– Да, немного. Так что, когда увидела весь этот спектакль, она спросила, в чем дело, взглянула на картину и сказала, что тут нет никакого воровства, потому что только вчера навестила герцога и видела оригинал в его кабинете. А если бы картина была украдена, он наверняка обратился бы в полицию.
– Смело, – пробормотал Каллум. – Очень смело. Интересно, она действительно вчера была у герцога?
Почему она туда поехала? Оставила ночью какую-то улику? Инструменты и веревка, брошенные под окном, ни на кого не могли указать. Неужели было что-то еще?
– Скоро все выяснится, потому что Фокс послал к герцогу полицейского, чтобы тот подтвердил слова леди. Если картина все еще у Ардмора, мне разрешат уйти.
– Но в таком случае как вы объясните штамп?
– Виноват, – пробормотал художник с благочестивым видом. – Глупо было с моей стороны создать столь совершенную копию. Написав картину, я решил поставить на ней нечто вроде штампа, как обычно делают коллекционеры. Как художник, я видел много картин, принадлежавших герцогу Ардмору, который отдавал их на выставки в музеи и галереи.
– Что же, вполне правдоподобная история, – согласился Каллум.
– Интересно, что будет, если герцог скажет, что картина все-таки украдена, – лениво заметил Батлер.
– Не скажет. Если у него нет Боттичелли, ему будет нечем платить долги Анджелесу. Хотя это его личное дело, о сделке знает весь Лондон.
Сказав это, он почему-то сразу успокоился.
Возможно, Анджелес распространял информацию о своих должниках, чтобы те уж точно платили долги. Так или иначе, все знали, что герцог не может позволить себе потерять Боттичелли, и это обстоятельство спасет их глупую полуночную вылазку. Более того, спасет Ардмора, хотя он об этом не знает, а заодно – репутацию Эндрю Морроу и брачные перспективы Люси Уоллес.
Так или иначе, это была хорошая ночная работа, а потом – еще лучшее ночное наслаждение.
– Картины в обмен на долги, – удивился Батлер. – Идея мне нравится. Сумей я продать свои картины, мне бы все было нипочем. И Анжелика с нашими дочерьми оказалась бы здесь с первым же пароходом, пересекающим Атлантику!
– Вне всякого сомнения, вы бы так и сделали. Хотя почему вы представили Королевской академии копию, а не оригинальную работу?
Батлер выпрямился. Даже сидя, он казался великаном, поэтому заслужил несколько нервных взглядов от столпившихся в зале трусливых снобов.
– Думаете, мужчина вроде меня, большой и темнокожий, привлечет внимание? Нет, известные художники меня не замечают. И делают это намеренно. Как только человек немного вырывается вперед, он старается ударить каблуком в лоб бегущего следом. Еще лучше, если этот второй имеет не тот цвет кожи, акцент или живет не в той части Лондона.
– Вы правы, и мне очень жаль, – вздохнул Каллум. – Чертовски жаль. Вы представили копию потому, что знали: Боттичелли они не отвергнут. И может, даже заинтересуются, кто это такой хороший копиист.
Едва заметный кивок.
– Знаю, вы в моих оценках не нуждаетесь, – продолжал Каллум. – Но я в жизни не видел такой прекрасной картины. Фокс вас оправдает. Если хотите, я останусь здесь, пока вас не отпустят.
Уголок рта Батлера чуть приподнялся, так что усы забавно шевельнулись:
– Все в порядке. Идите по своим делам. Как вы сказали, меня оправдают. Нужно только дождаться записки от герцога или самого герцога.
Его, кажется, осенило:
– Надеюсь, это будет сам герцог. Хотел бы я, чтобы он взглянул на мою работу!
