Скрипач, угрюмый немолодой человек, нерешительно поколебался:
– Офицер, это необходимо?
При взгляде на всхлипывавшего пьяницу его лицо смягчилось:
– Он слишком пьян, чтобы лгать, и никого не трогает. Нельзя ли его отпустить?
Каллум думал о том же еще до того, как услышал слова скрипача. Почему он должен арестовать кого-то за танцы вне зала, чей владелец получил специальную лицензию? Кому, черт возьми, есть дело до того, танцуют люди или нет?
Но чем еще он может заняться? Он не чаеторговец. Не бакалейщик. Не может проводить жизнь за прилавком, угождая капризам раздражительных слуг аристократов и горожан. Он офицер полиции, и либо это значит все, либо ничего. А если это не значит ничего, тогда кто же он и на что потратил последний год и остальные годы жизни?
– Мне очень жаль, – сказал он искренне, – но оба вы пойдете со мной.
Впервые с того дня, как Каллум стал служить в полиции, ему был неприятен вид здания суда. Он отвел пьяного и раздраженного скрипача в караульное помещение и поговорил с дежурным. Их приведут в суд, как только завтра утром появится Фокс.
Каллум похлопал себя по карманам, нашел шиллинг и вручил дежурному.
– Найди мальчишку, и пусть он сообщит жене этого человека, что все в порядке и он будет дома утром. Не настолько он пьян, чтобы забыть собственный адрес.
Раздраженный, расстроенный, встревоженный Каллум направился домой. Но от тяжелых мыслей его отвлекли грохот, звон и вопль ярости. Он повернулся в направлении звука. В круге света газового фонаря стоял экипаж. Перед ним, едва видимые в темноте, валялись перевернутый стул и разбросанные осколки гипсовых бюстов.
Каллум мгновенно понял замысел мошенника: ничего не стоящие осколки были разложены так, словно ценные бюсты уничтожены неосторожным наездом ни в чем не повинного кучера, а дурачку-седоку придется в это поверить.
Каллум с мрачным восхищением наблюдал, как уличный торговец молил и упрашивал кучера. Экипаж был без герба на дверцах: проворачивая такую аферу, лучше не метить чересчур высоко, – но крепкий, новенький, покрытый блестящим лаком. Экипаж торговца. Возможно, он увидит себя в отчаявшемся уличном продавце и заплатит все, что угодно, лишь бы изгнать это воспоминание.
Каллум был не в настроении мешать этим двоим, и поскольку раньше не видел стола, не мог доказать, что бюсты уже были разбиты, но подозревал, что одни и те же гипсовые изделия разбивались снова и снова, к деланому потрясению предполагаемого скульптора.
Он дождался, пока укатит экипаж, после чего подошел к торговцу и остерег против подобных действий. Помог собрать осколки и выбросить так, чтобы ими больше нельзя было воспользоваться. При этом он делал вид, будто оказывает торговцу величайшую милость, и старательно игнорировал досаду последнего.
Ему еще никогда не удавалось дойти до дома без того, чтобы не наткнуться на очередное нарушение закона. Но чем больше времени он проводил с Изабел, тем меньше работал. Чем меньше он работал, тем меньше делал добра. Но сделал ли он добро прямо сейчас? Кому стало лучше от встречи с Каллумом Дженксом?
Может, никому. Зато Каллуму Дженксу становилось лучше от встречи с леди Изабел Морроу. Она была необходима не только для его счастья, но и для равновесия духа. Без нее… нет, даже думать об этом страшно.
Тем не менее он вынудил себя думать об этом. Получалось, что он был более честен с Изабел, чем намеревался. Видимо, он слишком устал, чтобы держать свои мысли в узде.
Наконец он добрался до своих комнат, съел холодный мясной пирог и лег спать с неприятным чувством полнейшего одиночества.
Глава 17
«Леди Изабел Морроу существует. С какой целью?»
Хороший вопрос. Единственный вопрос. И Изабел не знала, как на него ответить. Пока не знала.
Она надеялась, что Каллум поможет, но у него было очень много дел и обязанностей. Нужно было охранять Лондон. А Люси была такой же ветреной и непостоянной, как Бринли, – оба носились по всему дому. Желания у нее менялись каждое мгновение:
«Я хочу выезжать в общество. Я хочу молчать. Я хочу, чтобы за мной ухаживали. Я хочу остаться одна».
Если Изабел желала получить ответы, придется ответить самой.
Поэтому она поступила так, как поступала всегда, когда была в чем-то не уверена: попыталась изучить как можно больше материала. Погрузилась в книги, большинство которых было посвящено истории и искусству.
Пришлось обратиться и к романам. Покойная Джейн Остен в одной из последних работ очень точно сказала: «Роман – литература, в которой проявляются величайшие силы разума, доскональное знание человеческой натуры, счастливейшее описание ее разнообразий, неудержимый поток остроумия и юмора, передаваемый миру прекрасным языком».
Кто не получит выгоды от знания человеческой натуры? Любой получит! Особенно женщина, стремящаяся выдать замуж подопечную, определить курс своей дальнейшей жизни и заставить упрямого сыщика с Боу-стрит влюбиться в нее.
Остались какие-то мелочи. Вряд ли это так уж затруднительно…
Ха!
Изабел никогда раньше не влюблялась. Она бывала очарована, увлечена, зависима, сбита с толку. Сейчас же она испытывала к Каллуму Дженксу смесь всех этих чувств. Но в прошлом с ней этого не бывало. Все, и больше, и… но ведь она знала бы об этом, если бы любила его?
О да! Она знала, но не хотела признаваться, потому что понятия не имела, что он испытывает к ней. Он был так упрям, так деловит, так несгибаем. Абсолютно честен. И если бы он любил ее, разве внутренний кодекс чести не вынудил бы его признаться?
К счастью, ей было чем отвлечься. Теперь она владела двумя домами и готовилась к переезду. Потом нужно будет продать первый дом и обставить второй, выдать Люси замуж и после всего этого, возможно, в полуобмороке упасть на диван с компрессом из холодной воды на лбу.
Сын леди Тисдейл нанес Люси визит. И принес цветы, что было хорошим знаком. Но больше не возвратился, что было не к добру.
Хотя в романе «Нортенгерское аббатство» внимание героя к героине привлек единственный танец. Так что им следует чаще посещать балы.
Изабел дала себе слово внимательнее просматривать приглашения.
И в самый разгар этих раздумий ее посетил гость, которого она никак не ожидала.
– К вам мистер Гейбриел, – объявил Селби.
Изабел подняла голову от письменного стола. Она сидела в утренней комнате. Была только первая половина дня.
– Мистер Гейбриел? Я не помню такого. Разве я знакома с джентльменом?
– Он утверждает, что вы знаете его по имени, но никогда не видели, – сообщил Селби и, помолчав, добавил: – Я взял на себя смелость проводить посетителя в гостиную.
Любопытно.
– Полагаю, это к лучшему. Пойду поговорю с ним. Пожалуйста, принесите чай, как только его заварят.
