Дженкс сложил руки за спиной и выпрямился с достоинством старого служаки, но выражение, с которым он рассматривал песика, было… ласковым? Да, определенно ласковым: уголок рта приподнят в улыбке, напряженные линии вокруг губ разгладились.
Изабел сделала вид, будто ничего не заметила: этим искусством она владела не хуже дворецкого.
– Селби, мне нужен фонарь.
– Очень хорошо, миледи, – поклонился тот, не выказав ни малейшего удивления.
Впрочем, идеальный дворецкий никогда не позволит себе проявить хоть какие-то эмоции, но Изабел подозревала, что он знает истинную причину ее просьбы. После смерти Эндрю потайная комната стала самым плохо охраняемым секретом в доме, если не считать роман между убиравшей наверху горничной и лакеем Дугласом.
– Мне также нужны трутница и кремень, а еще свечи и несколько бумажных жгутов.
– Да, миледи.
Дворецкий опять поклонился и вышел, едва слышно щелкнув пальцами. Голова пса дернулась, он коротко взвыл, но послушно направился к двери.
Дженкс сменил позу.
– Сегодня я обошел пешком едва ли не весь город. Похоже, ваш пес обожает лондонские запахи.
– Просто вы ему понравились, офицер Дженкс.
– Повезло мне.
Их глаза встретились, и под его прямым взглядом в желудке Изабел что-то затрепетало. Господи, как глупо! Наверное, она просто отвыкла от мужских взглядов.
Дженкс повернулся к окну.
– Еще совсем светло. Зачем нужны фонари и лампы? Разве мы не идем исследовать эту вашу картину?
– «Исследовать» – слишком помпезное слово для предстоящих нам занятий. И, пожалуйста, не называйте эту картину моей: она никогда не была таковой и не должна быть.
Он согласно кивнул. В комнату вернулся Селби, на этот раз без собаки, зато со всем необходимым, и даже вместо одного фонаря принес два.
– Поскольку на этот раз вы не одна, – пояснил дворецкий, – я взял на себя смелость принести дополнительный фонарь.
– Спасибо, Селби.
Фонари уже были зажжены, и Изабел взяла оба, а Дженкс рассовал по многочисленным карманам трутницу, свечи и бумажные жгуты.
После ухода дворецкого он заметил:
– Не знаю, что у вас на уме, но подготовились вы хорошо.
Изабел сжала ручки фонарей.
– Если тебя хотя бы однажды запирали в темноте, вряд ли ты захочешь, чтобы это случилось снова.
– Не желаете рассказать подробнее?
– Кроме этого, рассказывать почти нечего.
Фонари из перфорированного олова отбрасывали на залитый солнцем ковер смутно различимые пятна света. Изабел протянула один фонарь Дженксу:
– Прошу следовать за мной, офицер.
Они вошли в спальню, где уже бывали раньше, хотя довольно давно. Когда в прошлый раз Дженкс сюда заходил, на полу в луже крови лежал труп. Для Изабел тот день был настолько странным и пугающим, что все происходящее казалось ей нереальным, и впечатление не развеялось даже со временем. Комната в ее сегодняшнем виде практически не отличалась от той, какой была при жизни усопшего мистера Морроу. Из обновок здесь был только аксминстерский ковер, заменивший тот, что был запачкан содержимым головы хозяина.
– Я узнаю комнату, – заметил Дженкс, когда Изабел подошла к дальней стене и поставила фонарь у ног. – Вы больше не пользуетесь ею как спальней?
Рука Изабел замерла в дюйме от стены.
– Прошу прощения? – пробормотала она оглянувшись.
– Видно, что комната нежилая, – пояснил он, показывая на холодный камин и стол, с которого были убраны все принадлежности для письма.
В воздухе стоял запах плесени, который не могла изгнать даже самая добросовестная горничная.
– И я понимаю почему, леди Изабел.
Он намеревался быть добрым и даже, возможно, галантным.
– Вы ошибаетесь, офицер. Эта спальня никогда не была моей – или нашей, – поэтому нет, она не используется.
Изабел вновь повернулась к стене, не заботясь о том, что слова прозвучали сдержанно и сухо. Многие богатые пары спали в разных комнатах и старались пореже видеться днем. У большинства, вероятно, для этого были другие причины, нежели у Морроу, но Дженксу знать это ни к чему.
Она принялась ощупывать щели в темных дубовых панелях: нужное место было где-то здесь. Может, чуть выше?
– Раньше я не знала о потайной комнате, – пояснила Изабел, продолжая шарить по панели. – Но вскоре после того, как мы с Морроу вернулись с Сицилии, где жили во время войны, я как-то зашла сюда за бумагой для письма, хранившейся в его столе, и увидела открытую стенную панель.
– Весьма неожиданно, – донесся до нее голос Дженкса.
– Согласна. Видите ли, я считала эту стену внешней и не подозревала, что здесь может быть что-то еще, кроме дерева и кирпича.
Свет фонаря танцевал на деревянной стене, и вот она, трещина, скрытая рисунком дерева.
– Нашла!
Она нажала на это место ладонью. Послышались щелчок и треск, и в стене открылась дверь, за которой виднелось крошечное пространство с узкой лестницей, идущей параллельно стене спальни.
– Впечатляющее открытие, – заметил Дженкс.
– «Впечатляющее» не то слово, которым можно выразить мои чувства при виде этого. Я бы предпочла найти в стене крыс, – рассмеялась Изабел. – Но это не помешало мне войти. Любопытство часто приводит ко многим бедам.
– Совершенно верно. Впрочем, как и сомнения.
Даже сейчас, с фонарем в руке, она колебалась, боясь переступить порог. Когда она впервые вошла сюда, панель за спиной задвинулась. Пришлось долго ждать в непроглядной тьме, нажимая на каждый дюйм панели в поисках скрытого замка, пока не стерла кончики пальцев до крови. Когда, наконец, высоко над головой вспыхнул свет и появился Эндрю, она бросилась к нему с облегчением, смутившим обоих.
«Ну-ну, – приговаривал он, поглаживая ее по спине. – Забавная старая нора. Верно? Я как раз просматривал кое-какие фамильные документы».
Изабел поверила мужу и больше не стремилась подняться в потайную комнату, но уже после смерти Эндрю, когда прочитала письма Батлера, в которых он ссылался на картины, хранящиеся в «укромном месте», у нее появились кое-какие вопросы и она отправилась туда. И нашла доказательства, которые лучше было бы вообще не видеть.
В тот вечер она поехала в Воксхолл, пытаясь отвлечься, и, видит Бог, нашла «средство» в лице Каллума Дженкса.
Это было почти год назад. Странно, как это она тогда нашла в себе мужество для всего: поисков, связи с Дженксом, – то есть мужество сделать то, чего она всегда хотела.
Интересно, наберется ли она храбрости повторить тот опыт?
