Весь фокус состоял в том, что «исследование» Лазарсфельда было полной фикцией. Реальное исследование выявило прямо противоположное: городским жителям служба в армии давалась значительно легче. Лазарсфельд показал: когда мы полагаем, что уже знаем результат события, нам легко представить причины, по которым оно оказалось именно таковым.
Расширив эксперимент Лазарсфельда, социолог Дункан Уоттс доказал, что «ошибка хиндсайта» приобретает особую силу, когда мы наблюдаем чрезвычайно успешные результаты
[9]. Проблема, полагает он, состоит в том, что человеку, как правило, легче всего построить версию случившегося события как неизбежного. Однако каждое событие – результат сложной последовательности взаимосвязанных стадий, каждая из которых зависит от предыдущей. Если бы какие-то из предыдущих стадий были другими, то и все последующие события почти наверняка развивались бы по иному сценарию.
В подтверждение своей точки зрения Уоттс приводит пример «Моны Лизы», самого известного портрета в истории искусств. Будучи в Лувре, он обратил внимание на неизменно возникавшую перед картиной толпу посетителей, старавшихся лучше ее рассмотреть. При этом в соседней галерее были выставлены несколько других полотен Леонардо да Винчи (той же эпохи), которые публика почти полностью игнорировала. На взгляд Уоттса, портрет «Моны Лизы» был ничем не лучше других произведений Леонардо. Заинтересовавшись феноменом, Уоттс провел небольшое исследование и обнаружил, что большую часть предыдущего своего существования портрет «Моны Лизы» оставался безвестным. Событием, сделавшим картину знаменитой, стало, вероятно, ее похищение из музея в 1911 г. Совершил его Винченцо Перуджа, итальянец, трудившийся в Лувре в качестве подсобного рабочего. Однажды вечером, уходя со смены, он тайком сунул полотно под спецовку.
Эта кража, получившая широкую огласку, оставалась нераскрытой до тех пор, пока два года спустя Винченцо Перуджа не был арестован за попытку сбыть картину владельцам галереи Уффици во Флоренции. Вот как эта история выглядит в изложении Йена Лесли:
Французы кипели от возмущения. Итальянцы же приветствовали похитителя как патриота, стремившегося вернуть картину на родину. Газеты всего света многократно перепечатали этот портрет, в результате чего он и стал первым произведением искусства, получившим мировую известность. С этого момента «Мона Лиза» стала олицетворением всей западной культуры
[10].
Вот что об это пишет Дункан Уоттс: «Мы говорим, что “Мона Лиза” – самая известная картина в мире, поскольку ей присущи характеристики X, Y и Z. В реальности же мы хотим сказать, что “Мона Лиза” знаменита уже потому, что все знают ее именно как самую знаменитую картину в мировой истории»
[124].
А вот другой пример. Вспомним карьеру Аль Пачино, одного из величайших актеров последних сорока лет. Его поклонникам трудно представить себе альтернативную историю, в которой Аль Пачино не преуспел бы как актер. Тем не менее его легендарная карьера состоялась во многом благодаря одному маловероятному событию в ходе первого кастинга
[125].
На роль Майкла Корлеоне в фильме Френсиса Форда Копполы по мотивам романа Марио Пьюзо «Крестный отец» руководители студии Paramount прочили Роберта Редфорда, Уоррена Битти или Райана О'Нила. Однако Коппола искал на эту роль неизвестного актера, который был бы похож на сицилийца. Продюсеры сомневались – и в какой-то момент готовы были утвердить на главную роль Джеймса Каана. Они уступили лишь после того, как Коппола пригрозил уйти из проекта. В конце концов, Каана сняли в роли Сонни – старшего брата Майкла, а главную роль отдали Аль Пачино.
В романе Пьюзо главным героем является Вито Корлеоне. Однако в экранизации Фрэнсиса Форда Копполы это место, очевидно, занимает младший сын Вито – Майкл. Таким образом, Аль Пачино, ранее снявшийся лишь в двух небольших лентах, получил главную роль в фильме, названном многими критиками лучшим в мировом кинематографе. Невероятность подобного выбора подчеркивает тот факт, что Коппола стал режиссером своей первой ленты в возрасте 33 лет. Как правило, в спорах со студийными боссами неопытные кинорежиссеры крайне редко выходят победителями.
Тем не менее последующая карьера Аль Пачино подтвердила точность выбора Копполы. Тот, кто полагает, что талант и трудолюбие непременно победят, будет утверждать, что Аль Пачино – тогда еще довольно молодой актер – благодаря своим дарованиям стал бы в конечном счете знаменитым артистом, даже если бы не сыграл роль Майкла Корлеоне. Может, это и так. Однако на свете есть множество талантливых актеров, которым подобный шанс проявить собственное мастерство так и не представился.
Или еще пример. Брайан Крэнстон, актер второго плана, был уже немолод, когда продюсер Винс Гиллиган предложил его на главную роль в новом сериале «Во все тяжкие». Опять же, как в случае с Аль Пачино, продюсеры не спешили вкладывать большие деньги в актера, никогда не снимавшегося в главных драматических ролях. Поэтому роль Уолтера Уайта они предложили Джону Кьюсаку. А когда тот отказался, они обратились к Мэтью Бродерику, но и здесь получили отказ. Тогда Гиллиган вновь предложил им кандидатуру Крэнстона, и на этот раз продюсеры, наконец, согласились
[126].
В итоге «Во все тяжкие» стал одним из самых популярных телесериалов всех времен. В немалой степени своим успехом он обязан Крэнстону, понравившемуся зрителям в роли скромного учителя химии, волею обстоятельств ставшего лучшим изготовителем метамфетамина. За пять сезонов сериала Крэнстон получил четыре премии «Эмми» и теперь является одним из наиболее востребованных актеров в своем жанре. Конечно, он – талантливый исполнитель, но есть тысячи талантливых актеров, не попадающих в поле зрения продюсеров. Можно с уверенностью сказать, что Крэнстон не стал бы суперзвездой, если бы роль Уолтера Уайта согласились сыграть Джон Кьюсак или Мэтью Бродерик.
Творческие карьеры становятся яркой иллюстрацией феномена положительной обратной связи, известной как «эффект Матфея». Термин предложен социологом Робертом К. Мертоном и восходит к стиху из Евангелия от Матфея, где сказано: «ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет». Этот термин описывает расходящиеся, словно круги по воде, последствия кажущихся незначительными событий, зачастую глубоко меняющих всю карьеру исследователя
[127].
