Как всякий хороший продюсер, он безошибочно угадывал потребности аудитории, а в “нулевые” годы стране отчаянно хотелось видеть хоть какие-то признаки возрождения. Людям, чьи доходы постоянно росли не потому, что они работали больше и лучше, а благодаря повышению цен на нефть, хотелось зрелища, которое подкрепляло и дополняло бы их растущее благосостояние. В середине 2000-х такой запрос во многом удовлетворяли спорт, развлечения и парады.
В июне 2008 года российская футбольная сборная победила сборную Голландии в четвертьфинале Чемпионата Европы по футболу. Матч смотрели 80 % жителей страны – это рекордный показатель для истории российского телевидения. Ночью Москву накрыла массовая патриотическая эйфория: гудели машины, реяли флаги, разъезжали байкеры (те же самые, которые через несколько лет будут размахивать российскими флагами в Крыму). На первый взгляд, это народное ликование выглядело точно так же, как и поведение европейских футбольных болельщиков, но если в Европе спорт давно превратился в заменитель войны, то в России он стал ее предвестником.
Победа стала новостью номер один на российском телевидении. В популярных ток-шоу только и говорили, что о спорте. Девиз футбольных болельщиков “Россия – вперед!” превратился в национальный лозунг. Празднование этой победы совпало по времени с эскалацией пропагандистской кампании против Грузии, которую изображали марионеткой США. Уже через несколько недель в Грузию вторглись российские танки и военные самолеты. Это была первая война России, целиком освещавшаяся телевидением и строившаяся точь-в-точь по сценарию натовской операции в Косово. Она вызвала реакцию, схожую с победой в футбольном матче.
Это была наглядная демонстрация восстановления мощи России. Телеканалы стали участниками военной операции: они выполняли важную пропагандистскую работу, распространяли дезинформацию и демонизировали страну, на которую Россия собиралась напасть. Война разразилась в день открытия Олимпийских игр в Пекине – 8 августа 2008 года. Опасаясь ползучего вторжения российских военных на территорию Грузии, грузинские власти обстреляли из тяжелой артиллерии Южную Осетию, откуда велся огонь по грузинским деревням и где находились российские “миротворцы”. В изображении российской пропаганды Грузия представала безжалостным и опасным агрессором, а Россия просто выполняла свой долг, защищая жертв нападения. Российское телевидение говорило о геноциде, гибели двух тысяч мирных жителей и о десятках тысяч беженцев. В действительности в ходе конфликта погибло 133 жителя Южной Осетии.
Путин в светлой спортивной куртке, разговаривающий с осетинскими женщинами, фактически сыграл роль супермена в кинодраме со спецэффектами, поставленной Эрнстом и Добродеевым. Он прилетел во Владикавказ прямо из Пекина, чтобы услышать от беженцев шокирующие рассказы:
Первая женщина. Они сожгли наших девочек заживо.
Путин (удивленно). Заживо сожгли?
Первая женщина. Да, молоденьких девочек! Согнали, как скот, и подожгли…
Вторая женщина. Полуторагодовалого ребенка зарезали. В подвале.
Путин. Не могу даже слушать, страшно.
Вторая женщина. Старушка бежит с двумя маленькими детьми, и по ним проехал танк.
Путин. Совсем с ума сошли. Это же просто геноцид…
[442]
Российское телевидение распространяло информацию о том, что грузинские военные устроили геноцид и нарочно стреляют по женщинам и детям. Позднее сведения оказались ложными, но в те дни они послужили толчком для этнических чисток в грузинских селах, которыми занялись южноосетинские ополченцы. Однако главной целью кремлевской пропаганды являлась не Грузия (пусть она и выступала в роли очевидного врага), а сами российские телезрители, которых начали бомбардировать антиамериканской пропагандой.
Если судить по телевизионной картинке, то Россия сражалась не с крошечной бедной страной с населением менее пяти миллионов, а с могучим агрессором, который опирается на поддержку империалистического Запада. Один депутат российской Думы сказал в интервью для телевидения то, что думали тогда многие: “Сегодня совершенно очевидно, кто является сторонами конфликта. Это США, Великобритания, Израиль, которые помогали обучать грузинскую армию, и Украина, которая поставляла Грузии оружие. Мы имеем дело с агрессией НАТО против нас”
[443].
Вскоре, чтобы ослабить возникшее напряжение, США предложили России так называемую “перезагрузку” отношений. Дмитрий Медведев, занимавший тогда пост президента, заговорил о модернизации под лозунгом “Россия – вперед!”. Патриотические запросы россиян удовлетворялись военными парадами и песенными конкурсами. 9 мая 2009 года сразу после традиционного ежегодного Парада Победы на Красной площади Владимир Путин поехал посмотреть, как идет подготовка к проведению “Евровидения”. Подготовкой конкурса, который открылся три дня спустя, тоже руководил Эрнст. При всей разности смыслов Парад Победы и “Евровидение” выполняли сходную идеологическую функцию и символизировали восстановление величия страны. Как говорил тогда Эрнст, важен был именно “внешнеполитический эффект”. Но главное “геополитическое шоу” в истории телевизионной карьеры Эрнста было еще впереди.
Эрнсту доверили постановку одного из самых главных зрелищ времен путинского правления – церемонию открытия зимней олимпиады 2014 года в Сочи. Олимпиада в Сочи стала личным проектом Путина и должна была “легитимизировать” его возвращение во власть в качестве президента России в 2012 году. На проведение Олимпийских игр было выделено 50 миллиардов долларов; для церемоний торжественного открытия и закрытия была построена специальная арена; над созданием олимпийских объектов круглосуточно работали лучшие в мире инженеры, дизайнеры, архитекторы, монтировщики и музыканты. Результатом их трудов стало грандиозное шоу, которое поражало масштабом замысла и качеством его исполнения.
Эрнст назвал свое олимпийское шоу “Сны о России”. Словно превозмогая силы земного притяжения, представление разворачивалось и на сцене, и в воздухе: тяжелые декорации парили на высоте и двигались по специальным рельсам, прикрепленным к крыше стадиона. Семь островов (каждый из них изображал часть страны) проплывали по воздуху, как облака, под песню “Улетай на крыльях ветра” из оперы “Князь Игорь”, рассказывавшую об обетованной земле – “крае родном”, где “так привольно”, где “так ярко солнце светит”, где “в долинах пышно розы расцветают, и соловьи поют в лесах зеленых, и сладкий виноград растет”. Это была захватывающая и прекрасная утопия.
Центральным сюжетом действа стала история империи и государства, а не его народа. По небу плыла тройка лошадей, сотканных из белого света; разноцветные, наполненные гелием шатры-купола собора Василия Блаженного скакали среди скоморохов и акробатов на средневековой ярмарке; гравюры, изображавшие строительство Санкт-Петербурга Петром I, оживали и сменялись парадом армии Российской империи, который, в свою очередь, плавно переходил в массовую сцену бала из “Войны и мира”. Этюд на тему Октябрьской революции тонул в красном свете; паровоз, подвешенный в воздухе, тянул за собой колеса и рычаги сталинской индустриализации. Эта сцена разворачивалась под свиридовский мотив “Время, вперед!” – тот самый, который давно уже служил музыкальной заставкой для программы “Время”. Время плавно двигалось вперед к оптимистичным и гуманным 1960-м, изображенным с юмором и ностальгией. Чем-то это напоминало “Старые песни о главном”, придуманные когда-то Эрнстом и Парфеновым.
