События на месте разворачивались по сценарию телевизионной постановки, суть которой сводилась к следующему: власть на Украине захватили неонацисты, при поддержке американских спонсоров совершившие государственный переворот. Потомки коллаборационистов, сотрудничавших с Гитлером во время Второй мировой войны, сейчас оскверняют советские памятники и угрожают уничтожить русский язык и память о русской истории в Крыму. Русское население Крыма обращается за помощью к Владимиру Путину, и тот оказывает эту помощь. Уже готовый сценарий разыграли без предварительных репетиций 27 февраля, когда российские военные без опознавательных знаков за несколько часов совершили государственный переворот на территории Крыма, заняв здание парламента и заставив его депутатов – буквально под дулами автоматов – проголосовать за отделение от Украины; они взяли под контроль Симферопольский аэропорт и телевещательные компании, заблокировали украинские военные базы и посадили в местное правительство своих марионеток.
Российских солдат изображали не оккупантами, а освободителями. В интернете появилось видео, на котором российский солдат в Крыму держит на руках маленького ребенка. Изображение рифмовалось с гигантским памятником советскому Воину-освободителю, поставленным в 1949 году в Берлине. В Севастополе, на родине Российского Черноморского флота, горожане бурно радовались освобождению. Недоставало только одного – врага.
Пока военные делали свое дело, московские политконсультанты, работу которых координировал Владислав Сурков, формировали новое правительство Крыма. Одним из этих консультантов был Александр Бородай, сын православного философа-националиста, принимавший участие в антиельцинском восстании в 1993 году. В качестве студента философского факультета МГУ Бородая-младшего особенно интересовала идеология ультранационалистов, которые бежали из России после Октябрьской революции и весьма сочувствовали и содействовали подъему фашизма в Европе.
В 1992 году, когда ему было 19 лет, Бородай ездил воевать в Приднестровье, защищая этнических русских от молдавских “фашистов”, а годом позже оказался у Белого дома в Москве. По его собственным словам, он командовал отрядом из двадцати человек при штурме Останкинского телецентра в октябре 1993-го. После подавления восстания Бородай продолжил учебу, время от времени публикуясь в националистской газете “Завтра”. Правда, потом он зарабатывал на жизнь консультированием частных нефтяных компаний – как российских, так и иностранных. Таким образом, Бородай был живым воплощением слияния “духа денег” с имперскими националистическими идеями. Если Путин полагал, что он просто использует националистов, то националисты были уверены, что это они используют Путина. Крым был только началом. За ним должно было последовать создание протектората на юго-востоке Украины, который давал бы России фактический контроль над будущим всей Украины и возможность блокировать ее внешнеполитические решения.
Задача Бородая заключалась в том, чтобы разогреть ситуацию в Донбассе и спровоцировать цепную реакцию сепаратизма в других областях на востоке Украины. Назвали этот проект “Русская Весна” – по аналогии с “Арабской Весной”. Путин заговорил о “русском мире” и о Новороссии, использовав старый исторический термин, который относился к южным землям Российской империи. Туда входили обширные территории современной Украины, в том числе Одесская область, но, что курьезно, не входил сам Донецк, столица Донбасса. Россия начала тайно переправлять в Донецк деньги, оружие и провокаторов. В результате небольшая группа, состоящая из местных криминальных авторитетов, аферистов и радикально настроенных люмпенов, захватила здание местной администрации, которое вскоре превратилось не столько в революционный штаб, сколько в дурно пахнущий и захламленный сквот. Конфликт в Донецке тлел, но не разгорался. Для массового сепаратистского движения не хватало зажигательного материала и горючего. Весной 2014 года таким “зажигательным материалом” стало вторжение в небольшой город Славянск отряда Игоря Гиркина (Стрелкова). Гиркин, взявший себе псевдоним Стрелков, работал с Бородаем в Крыму и имел большой боевой опыт: в начале 1990-х он воевал в Приднестровье, потом в Боснии, на стороне сербской армии, и, наконец, в Чечне, где на его счету было несколько “исчезновений” (тайных казней) жителей республики, подозреваемых в пособничестве боевикам. Он утверждал, что раньше служил в ФСБ. Но, что гораздо важнее, он страстно увлекался историческими реконструкциями прошлых войн. Гиркин, выпускник Историко-архивного института, состоял в одном из клубов реконструкторов, которые наряжались в исторические костюмы и разыгрывали театральные представления, воспроизводившие знаменитые сражения прошлого. Особенно привлекала Стрелкова гражданская война 1917–1922 годов: в ней он играл роль офицера-белогвардейца. Сценарии последних военно-исторических игр, в которых он участвовал, имели отношение к действиям русской Добровольческой армии на юго-востоке Украины в 1920 году. Летом 2014-го у Стрелкова появился шанс “поиграть” в российскую гражданскую войну с применением настоящего, а не бутафорского оружия.
В апреле 2014 года Стрелков с отрядом, поддерживаемым российским спецназом. нелегально пересек государственную границу Украины и вошел в Славянск, где первым делом захватил здание администрации, местный телецентр и, в качестве надежного укрытия, здание психиатрической больницы. Как рассказывал впоследствии Гиркин, в его распоряжении на момент входа в Славянск были 62 автомата и 62 пистолета. Правда, была еще пара танков, которые Гиркин для “поддержания боевого духа” пускал по городу по ночам, имитируя присутствие большой группировки войск. Расчет был на крымский вариант и на ввод российской армии, но он не оправдался: боеприпасов не подвезли, регулярные войска в город не вошли. Украинские военные вскоре выбили отряд Гиркина из Славянска. Но это вторжение сыграло свою роль, и через несколько дней вооруженные сепаратистские конфликты разгорелись на всем юго-востоке Украины. Во многих населенных пунктах украинское вещание отключили от эфира, оставив только российские телеканалы.
Российское телевидение вообще сыграло ключевую роль в событиях в Украине. Информационная война, которая велась в основном силами телевидения, приводила к реальным жертвам и разрушениям. Войны и раньше транслировали по телевидению. Но еще никогда война не начиналась, а территория не захватывалась посредством телевидения и пропаганды. Роль военных сводилась к тому, чтобы поддерживать телевизионную картинку гражданской войны в Украине и отражать попытки украинской армии взять территорию своей страны под контроль. Российские СМИ уже не просто искажали реальность – они изобретали ее: использовали поддельную видеосъемку, передергивали цитаты, привлекали актеров (бывало даже, что один и тот же актер разыгрывал для одного канала жертву, а для другого – агрессора). “Наша психика устроена так, что только художественная форма способна объяснить время [в которое мы живем]”, – сказал однажды Эрнст
[455].
12 июля 2014 года “Первый канал” показал интервью с женщиной, которая представлялась жительницей Украины, якобы ставшей свидетельницей страшной картины – публичной казни трехлетнего мальчика, которого распяли на доске объявлений на главной площади Славянска, когда туда вновь вошли правительственные войска Украины. Она не поскупилась на кровавые подробности: украинские “твари” – “правнуки галичан”, сотрудничавших с гитлеровцами, – изрезали малыша и заставили его мучиться полтора часа перед смертью. Женщина добавила, что мать мальчика привязали к танку и протащили по площади. История, рассказанная в эфире главного телеканала страны, была вымыслом от начала и до конца. Запуская такие легенды о распятых или замученных украинскими солдатами детях, российская пропаганда приводила в действие испытанный временем механизм возбуждения ненависти. Многие российские телевизионщики, закончившие журналистский факультет, где была военная кафедра, обучались средствам “спецпропаганды”, целью которой было “деморализовать вражескую армию и установить контроль над оккупированной территорией”. Как писал в 2015-м Владимир Яковлев, посещавший занятия на этой военной кафедре, одним из приемов, которым обучали студентов, был метод “большой лжи”.
