Лицом и голосом нового канала стал Евгений Киселев, который вел еженедельную аналитическую программу “Итоги”. Он воплощал солидность и авторитет. Ведущий в консервативном двубортном костюме часто делал паузы, как бы подыскивая нужное слово, говорил вдумчиво, спокойно и убедительно. Киселев не пытался развлекать публику или читать ей лекции – он просто взывал к ее интеллекту и здравому смыслу.
НТВ был серьезным и сдержанным каналом. В выпусках новостей и программах, посвященных текущим событиям, не допускалось иронии и стеба. Иронию приберегали для еженедельной неполитической программы, которую вел Леонид Парфенов. Модный и яркий молодой журналист (слова “хипстер” тогда в обиходе еще не было) “водил” продвинутую публику по театрам, выставкам и модным местам. Если стиль Парфенова был ближе к тому, что делал “Коммерсантъ”, то Киселев скорее выступал преемником таких советских корифеев, как Александр Бовин и Егор Яковлев. Главный ведущий канала олицетворял тип человека, с которым могли бы отождествить себя и старая интеллигенция, и нарождающийся российский средний класс: и тем, и другим он внушал доверие.
Киселев принадлежал к первому постсталинскому поколению: он родился в 1956 году – в том же, что и Егор Гайдар. В отличие от Гайдара, Киселев не был выходцем из недр советской аристократии, но происходил из благополучной семьи технической интеллигенции. Его отец был авиационным инженером и работал в одном из засекреченных советских НИИ (так называемых “почтовых ящиков”). Евгений вырос в самой благоприятной советской среде и не знал ни страха, ни лишений, под влиянием которых формировалось предыдущее поколение. Время, на которое пришлось его детство, уже не требовало героев или борцов, а потому порождало более мягких, гибких и склонных к рефлексии людей, способных на компромисс и привязанных к земным благам.
“У меня было счастливое детство. Пускай поначалу и не вполне обустроенное – но безбедное. Мы жили в отдельной квартире. Я ходил в хорошую школу – в пяти минутах от дома. Никакой шпаны, никаких бандитов”, – рассказывал Киселев
[253]. В университете Киселев изучал фарси, а потом в течение года стажировался в Иране, где еще не произошла исламская революция и где можно было свободно читать британские и американские газеты и смотреть западное кино. Определяющим событием для поколения Киселева стала война в Афганистане – бесцельная и дорогостоящая как в финансовом, так и в человеческом смысле. Киселев наблюдал ее собственными глазами.
За несколько месяцев до ввода советских войск в Афганистан Киселева, в качестве военного переводчика, отправили в Кабул. Работа предполагала тесное общение со службой военной разведки и КГБ. Он стал свидетелем того, как советские агенты готовят переворот в Афганистане и инсценируют штурм дворца президента Амина. Азарт и ощущение собственной вовлеченности в настоящую, не киношную шпионскую историю сопровождались назойливыми мыслями о том, что советское правительство поступает глупо, бессмысленно и вредит само себе. В отличие от советского вторжения в Чехословакию, вторжение в Афганистан не сокрушало ничьих иллюзий: сокрушать было уже нечего.
После службы в Афганистане Киселев три года проработал в Высшей школе КГБ, где преподавал персидский язык. Речь о выборе не шла – предложение работать в КГБ не предполагало отказа. В том, что Киселев прошел через школу КГБ, не было ничего удивительного. Многие люди, сделавшие впоследствии хорошую карьеру (в том числе и бизнесмены), имели те или иные связи в спецслужбах.
Закончив, наконец, работу по распределению, Киселев пришел на Гостелерадио. Он попал в службу иновещания, где готовились передачи на десятке языков, в том числе на фарси. Служба курировалась КГБ и продвигала советские взгляды по всему миру, включая Ближний и Средний Восток. Никто из работавших там людей не верил в то, о чем говорил. Они даже не рассчитывали на то, что кто-то их слушает. “Это была братская могила неизвестного журналиста: никому не нужная коротковолновая радиостанция, вещавшая для иностранных слушателей”, – говорил Киселев
[254]. Такая работа не приносила ни малейшего профессионального удовлетворения, зато предоставляла массу свободного времени и доступ к информации. В конце 1980-х редакция иновещания стала инкубатором кадров для перестроечного телевидения. Киселев оказался в иностранном отделе новостной программы “Время”.
Там он и познакомился с Олегом Добродеевым – человеком, которому предстояло сыграть важную роль в создании первого в России независимого телеканала и еще бóльшую роль в его последующем уничтожении. Добродеев был первым руководителем новостных и информационных передач на НТВ. А позднее, уже при Владимире Путине, он встал у руля российской пропагандистской машины, проложив себе путь по развалинам прежнего НТВ.
Добродеев принадлежал к тому же поколению, что и Киселев, но вырос в семье творческой элиты. Он даже в большей степени, чем Владимир Яковлев, являлся “сыном” шестидесятников. Его отец был сценаристом и занимал должность секретаря Союза кинематографистов – мекки либеральной творческой интеллигенции времен оттепели. Борис Добродеев был одним из авторов известного исторического фильма “Карл Маркс. Молодые годы”, был удостоен Ленинской премии, жил в писательском доме рядом со станцией метро “Аэропорт” на севере Москвы и принадлежал к тому же кругу, что и Егор Яковлев. Соавтор Добродеева-старшего, замечательный сценарист Анатолий Гребнев, жил в одной коммунальной квартире с Евгением Примаковым, будущим директором службы внешней разведки, министром иностранных дел и премьер-министром России. Добродеев-младший закончил исторический факультет МГУ. Он прекрасно владел французским, выделялся эрудицией, интеллектом и воспитанием. На телевидение он попал в 1983 году, но в бурных перестроечных разговорах и спорах, которые начались через несколько лет, не участвовал и, по воспоминаниям Киселева, держался особняком.
“У него был очень систематичный ум. Факты и цитаты всегда были наготове, лежали на нужных полочках, – вспоминал Киселев. – Он не задавался, внешне держался скромно, но любил всякие атрибуты власти: кабинет с секретаршей, автомобиль с личным водителем, специальную телефонную линию правительственной связи, возможность неофициально общаться с власть имущими. Бывало, у нас идет какое-то важное совещание, и вдруг – звонок из Кремля. Олег говорил: «Извини, старина, меня вызывают в Кремль. Надо ехать. Продолжим завтра». Он смаковал это, как смакуют вино – его запах, вкус, послевкусие”, – рассказывал Киселев
[255], сам неплохо разбирающийся в винах и тоже неравнодушный к внешним атрибутам власти.
Добродеев обладал безошибочным чутьем на новости и направление событий; он угадывал наметившееся главное течение и умел вовремя оказаться впереди. Если говорить об уме и рабочей этике, то Добродеев намного превосходил всех остальных в “Останкино” и быстро сделался одним из любимцев Егора Яковлева. Малашенко, который много лет был начальником Добродеева, называл его трудоголиком. “Его не интересовало ничего, кроме работы. Он читал абсолютно все тексты, просматривал каждый выпуск новостей. Когда он уезжал в отпуск за границу, то просил секретаря класть телефонную трубку рядом с телевизором – чтобы он мог хотя бы слушать новости, если нельзя их смотреть”
[256]. 5 января 1992 года, через десять дней после того, как прекратил существовать СССР, Добродеев и Киселев вышли в эфир “Первого канала” с “Итогами” – 45-минутной аналитической программой, рассказывавшей о главном за неделю
[257].
