Ельцин явно был пьян, когда пытался дирижировать оркестром в Берлине во время официальной церемонии по поводу вывода российских войск из Германии. Он оказался не в состоянии выйти из президентского самолета в аэропорту Шаннон, где приземлился на обратном пути из Америки и где его встречал премьер-министр Ирландии. В представлении многих россиян все это было гораздо хуже, чем расстрел Белого дома. Мало того, что Россия выводит свои войска, у нее еще и президент – пьяница! А то, как воспринимают Россию за границей, часто значило для ее граждан гораздо больше, чем условия жизни, с которыми они готовы были мириться у себя дома. Лишения – это одно, а унижение – совсем другое.
Коржаков, всегда стоявший за спиной Ельцина как телохранитель, внезапно стал садиться рядом с ним на заседаниях Совета безопасности в Кремле. Первым такую “перестановку фигур” заметил Киселев, когда готовил выпуск новостей и отсматривал отснятый в Кремле материал. “Слухи о растущем влиянии Коржакова подтвердились, – объявил он в “Итогах”. – Начальник президентской охраны участвует в важных и конфиденциальных государственных делах”. Такое обстоятельство могло бы в любом случае показаться тревожным, но осенью 1994 года оно стало катастрофичным. На Северном Кавказе, в Чеченской Республике, назревала беда, и советники Ельцина, Коржаков и Барсуков, увидели в этом отличный повод для “маленькой победоносной войны”, которая поможет заглушить громогласные речи Жириновского, поднять рейтинг Ельцина, снижавшийся из-за продолжающегося экономического спада, и, главное, укрепить их собственные позиции. Частью цепной реакции, начавшейся с распадом СССР, стал чеченский сепаратизм, и Ельцин дал себя убедить, что единственное решение проблемы – это применение силы.
НТВ обратилось к чеченской теме еще за несколько месяцев до войны. “Начиная примерно с июня, не было, наверное, ни одного выпуска «Итогов», где бы не упоминалась Чечня”, – вспоминал Киселев
[266]. В сентябре будущий военный корреспондент НТВ Елена Масюк сделала репортаж о том, что в соседнем с Чечней Ставропольском крае разворачивают полевые госпитали. В ноябре 1994 года Малашенко случайно встретил Евгения Савостьянова, начальника московского управления КГБ, которого знал еще по ЦК. “Он сказал мне своим легкомысленным тоном: «Слушай, Игорь, да забудь ты про Чечню на пару недель. Мы там все закончим, а потом я тебе все про это расскажу». И до меня дошло: они действительно сами не понимают, что творят”
[267].
Когда происходил этот разговор, российские контрактники, входившие в 47 танковых экипажей, уже направлялись в Грозный для оказания поддержки разобщенным и слабым силам оппозиции, выступившей против президента Чечни Джохара Дудаева. Дойдя до Грозного, российские контрактники попали под шквальный обстрел дудаевской армии и отступили; несколько человек оказались в плену. Чеченские “силы оппозиции” разбрелись и начали мародерствовать. В то время как государственные СМИ рапортовали, что Дудаев бежал и никаких российских солдат в Грозном нет, НТВ показывало кадры с места событий, которые не оставляли никаких сомнений: военная операция закончилась унизительным разгромом.
Малашенко не испытывал сочувствия к Дудаеву – самовлюбленному диктатору-параноику. По сути, он видел самую большую опасность этой войны не в том, что она сделает с Чечней, а в том, что она почти наверняка сделает с самой Россией. Эта война стала не только атакой на сепаратистов. Она подвергала опасности все то, за что выступало НТВ: профессионализм, уважение к правам личности, нормальную жизнь и здравый смысл. “Я понимал, что война в Чечне раздует роль армии и спецслужб и что это изменит правила игры в России, потому что, когда ты начинаешь отстреливать людей в Чечне, то потом ты сможешь отстреливать их где угодно, рука почти машинально будет тянуться к автомату или к дубинке”, – говорил Малашенко
[268]. Малашенко с Добродеевым решили, что НТВ будет показывать эту войну без всяких купюр и прикрас, во всех ее неприглядных подробностях. Корреспонденты делали репортажи с обеих сторон линии огня. Они проникали за позиции российских солдат и брали интервью у чеченских командиров, вызывая ярость российских военачальников.
Когда государство говорило, что пленников нет, НТВ показывало захваченных в плен молодых контрактников, обезоруженных и брошенных на произвол судьбы. Когда армия замалчивала свои потери, НТВ показывало сбитый российский вертолет и тела российских солдат. Когда государственные телеканалы сообщали о том, что гражданское население покинуло Грозный, НТВ показывало раненых мирных жителей, чьи дома подвергались бомбежке, стариков, в отчаянии ищущих укрытия, женщину с кровавым месивом вместо лица. Кремль не только нес потери на настоящей войне – он проигрывал и информационную войну.
Реальные кадры бедствий и разорения, отснятые НТВ, производили на граждан страны гораздо более сильное впечатление, чем письменные сводки Кремля или картинки танков, движущихся колонной по пыльной дороге. “В Грозном мы не пользуемся никакими другими источниками, кроме того, что непосредственно наблюдаем [глазами наших корреспондентов]”, – говорил Олег Добродеев
[269]. Зимой 1994–95 годов, согласно социологическим опросам, большинство россиян было на стороне НТВ и против войны. НТВ пользовалось наибольшим доверием и собирало почти 30 % телевизионной аудитории – в два с половиной раза больше, чем государственные каналы
[270]. НТВ явно рушило кремлевские планы. При этом новостные материалы были только частью общей картины. Начало войны в Чечне совпало с запуском на НТВ сатирической программы “Куклы”, сделанной по образцу французского марионеточного цикла Les Guignols, в котором большие латексные куклы карикатурно изображали политиков. Идею программы телеканалу предложил российский продюсер, живший во Франции. Сценарии для карикатур писал сатирик Виктор Шендерович, знакомый с Гусинским еще со времен театрального училища. Каждая серия “Кукол” строилась на основе сюжета какой-нибудь известной книги или фильма. В одном из первых выпусков за основу взяли “Героя нашего времени” Михаила Лермонтова, проводя параллели между войной на Кавказе в XIX веке и текущими событиями. Куклы пародировали голоса российских политиков. Авторы передачи решили, что самого Ельцина изображать не будут – по крайней мере, пока. “Мы подумали, что это будет уже перебор, и решили подготовить зрителей”, – пояснял Малашенко
[271].
Традиция политической сатиры и анекдота в России существовала давно, но высмеивать действующих политиков и руководителей государства с экрана телевизора никто никогда не осмеливался. Дело было даже не столько в самой сатире, а в том, что ее пространством стало телевидение, которое традиционно воспринималось как часть государственного устройства. НТВ не просто смеялось над политиками, но и разрушало сакральный образ государственной власти, да еще в тот самый момент, когда эта власть пыталась оправдать свою войну в Чечне. Первая серия “Кукол” вышла в эфир 19 ноября 1994 года. В тот же самый день государственная “Российская газета” опубликовала статью, которая изображала Гусинского злодеем-медиамагнатом, этаким персонажем фильма про Джеймса Бонда. “Теперь, по имеющимся данным, ожидается рывок на Олимп власти… Группа «Мост», видимо, решила прибрать к рукам власть. И начала с приобретения средств массовой информации”
[272]. Гусинский понял, что эта публикация – угроза, черная метка, посланная ему Коржаковым.
