Приблизительно за два месяца до выхода документального фильма НТВ кабинет председателя КГБ, переименованного в ФСБ, занял Владимир Путин, бывший офицер КГБ, служивший в 1980-е годы в Восточной Германии, в Дрездене. Путин был одним из тех самых молодых и образованных новобранцев, которым когда-то адресовалась “пиар-кампания” Андропова. Когда на экраны впервые вышли “Семнадцать мгновений весны”, Путин учился на юридическом факультете Ленинградского университета. Спустя два года, в 1975-м, он поступил на службу в КГБ.
Судьба распорядилась так, что впервые Путин появился на телеэкране именно в образе Штирлица. В 1992 году мэрия Санкт-Петербурга, где тогда работал Путин, заказала цикл телевизионных интервью, чтобы представить горожанам команду мэра Анатолия Собчака. Так получилось, что из всего цикла сняли только интервью с Путиным – по его собственной инициативе. Именно в этом фильме Путин называл себя бывшим кадровым разведчиком. Чтобы оживить съемку, режиссер Игорь Шадхан решил представить Путина эдаким современным Штирлицем. “Мне пришла идея об инсценировке эпизода, похожего на фрагмент из «Семнадцати мгновений весны», где в финале картины Штирлиц сидит в машине”
[336], – вспоминал Шадхан. Путин сел за руль “Волги” и сыграл последнюю сцену фильма, где Штирлиц возвращается в Берлин. За кадром звучала знаменитая мелодия Таривердиева.
Запрос на настоящего Штирлица, который спокойно и невозмутимо справился бы с любым кризисом в стране, действительно был. В начале 1999 года “Коммерсантъ” провел опрос общественного мнения на тему “Кого из киногероев россияне хотели бы видеть своим следующим президентом?”. Штирлиц занял второе место после маршала Жукова – реального исторического персонажа. Еженедельное приложение “Коммерсанта” поместило на обложку Штирлица с подзаголовком “Президент-2000”. В этом не было ничего удивительного. Со времен ЧК и на протяжении всей своей истории КГБ культивировал собственный образ как службы безжалостной, но профессиональной и эффективной: она всегда руководствуется государственными интересами и обладает тайным знанием и навыками, необходимыми для управления страной и модернизации ее экономики. Таким авторитарным модернизатором в глазах многих был Андропов. (Неслучайно именно он способствовал продвижению Горбачева в начале 1980-х.)
Потеряв доверие к либералам и западникам, страна занялась поисками своего Штирлица. Ельцин тоже начал приглядываться к силовикам в поисках возможного преемника. Социологи, проводившие опросы, составляли характеристику будущего президента, каким его хотело видеть население: молодой, русский по национальности, выходец из спецслужб, непьющий. Ельцин, обладавший острым политическим чутьем, с перечисленными критериями соглашался. “Уже тогда я почувствовал, как растет в обществе потребность в каком-то новом качестве государства, в некоем стальном стержне, который укрепит всю политическую конструкцию власти. Потребность в интеллигентном, демократичном, по-новому думающем, но и по-военному твердом человеке”
[337]. Через год такой человек действительно появился. Но в сентябре 1998 года о Владимире Путине еще никто не слышал.
Гудбай, Америка
В сентябре 1998 года Ельцин назначил премьер-министром России Евгения Примакова, 69-летнего министра иностранных дел и ветерана советской политики. Выбор этот был скорее вынужденным; олигархи (в том числе Березовский), еще несколько лет назад призывавшие к отставке Черномырдина, теперь лоббировали его возвращение, видя в нем гарантию преемственности.
Ельцин дважды вносил кандидатуру Черномырдина на рассмотрение Думы, где преобладали коммунисты, и дважды Дума ее отвергала. Ельцин понял, что в этом сражении ему не победить, и под конец был вынужден назначить Примакова – хитрого и опытного представителя советской номенклатуры, в прошлом кандидата в члены Политбюро и директора первой постсоветской Службы внешней разведки России. Предполагалось, что кандидатура Примакова устроит всех и он сыграет примерно такую же роль, какую Черномырдин сыграл в 1992 году: будет лоялен Ельцину, сумеет возглавить правительство с уклоном влево и удовлетворит коммунистов в Думе, которые никак не смогут забраковать его как либерала-западника.
Примаков был на два года старше Ельцина и свою карьеру начинал на государственном советском телевидении, которое часто служило прикрытием для разведчиков. Примаков также работал в газете “Правда”, специализировался на международных отношениях и часто выезжал за границу. Его связи с КГБ никогда не афишировались, но всегда воспринимались как данность. Примаков, востоковед-арабист по образованию, был личным другом Саддама Хуссейна и Ясира Арафата и работал с Горбачевым.
Назначение Примакова вызвало облегчение: как будто крепкая, опытная рука взялась за рычаги управления после того, как экипаж молодых и бесшабашных пилотов едва не разбил самолет. Всем своим видом Примаков как бы говорил: “Не волнуйтесь, эксперименты остались позади, мы вышли из зоны турбулентности”. На публике он говорил о большей роли государства в экономике, апеллируя к патерналистским настроениям страны. В то же время он распоряжался урезать некоторые статьи бюджета и прислушивался к советам американских экономистов. Его невнятная речь, солидность и стилистика типичного советского функционера вселяли чувство уверенности и не несли угрозы (по крайней мере, в глазах рядовых граждан). Назначение Примакова произвело эффект плацебо на страну, потрясенную финансовым кризисом: улучшило состояние при отсутствии каких-либо реальных целительных мер.
Примаков не делал резких движений. В сущности, главным его достижением было как раз то, что он почти не предпринимал никаких действий, позволяя экономике адаптироваться к кризису. Девальвация рубля и рыночные реформы предыдущих нескольких лет, главной из которых было узаконивание частной собственности, вскоре привели к восстановительному экономическому росту. И хотя Примаков имел весьма отдаленное отношение к оздоровлению экономики, он оказался в выгодном положении. Рейтинг его популярности пошел вверх, но не потому, что он что-то делал или не делал, а просто потому, что он производил впечатление крепкого государственника. Куда больше, чем экономика, Примакова заботили СМИ и то, что они о нем говорили и писали.
В чтении газет, в просмотре новостных программ сказывалась старая советская закалка. Он часто вызывал к себе главных редакторов и владельцев СМИ, чтобы высказать им свои претензии. По воспоминаниям Ельцина, однажды Примаков принес на встречу с ним “особую папку” с газетными вырезками, где была собрана вся критика в адрес его правительства, причем отдельные слова и предложения были подчеркнуты фломастерами. Ельцин, всегда спокойно и по-царски снисходительно относившийся к тому, что его полощут в СМИ, чрезвычайно удивился и сказал: “Евгений Максимович, я уже давно к этому привык… Обо мне каждый день пишут, уже много лет, знаете в каких тонах? И что же, газеты закрывать?”
[338].
