На подконтрольных государственных телеканалах Кремль представлял атаку на НТВ исключительно как “спор хозяйствующих субъектов”. На самом НТВ происходящее изображалось как борьба за свободу слова и демократию. Ни то, ни другое не было правдой – во всяком случае, полной правдой.
Гусинский находился в крайне уязвимом положении. Его долг “Газпрому” в виде двух займов, которые он получил для финансирования спутникового телевизионного проекта НТВ Плюс, составлял почти 500 миллионов долларов. Теоретически эти займы можно было конвертировать в акции “Медиа-Моста” и передать их “Газпрому”. Кремль, однако, велел главе “Газпрома” Рему Вяхиреву ни в чем не идти навстречу Гусинскому. Вяхирев, на которого в Кремле имелось достаточно компромата, был вынужден подчиниться. Положение Гусинского усугублялось еще и тем, что общественная поддержка была сильно ослаблена войнами за “Связьинвест”, политическими разборками и кризисом 1998 года.
Тот кредит доверия, который НТВ получило в 1993 году, когда только начало выходить в эфир, оказался исчерпан почти полностью.
Мало кто в России, включая даже защитников НТВ, был готов воспринимать его как борца за гражданские права и свободу слова. Журналисты телеканала пытались проводить параллели между своими протестами и акциями, которые за несколько месяцев до того происходили в Чешской Республике. Там журналисты общественного телевидения устроили забастовку против назначения нового руководства; тогда это вызвало массовые демонстрации по всей стране и на стороне бастующих выступил Вацлав Гавел. Но такие параллели выглядели неубедительно.
Сколь ни велик соблазн изобразить журналистов НТВ бескорыстными защитниками свободы слова, это было бы так же неточно, как выставлять их противников поборниками справедливости и государственных интересов. Кремль нападал на НТВ не из-за недостатков канала, а именно из-за его достоинств, используя при этом слабые места оппонента. Многие журналисты, испорченные и скомпрометированные своим непомерно раздутым статусом, деньгами и цинизмом, который они считали достоинством, когда находились на вершине благополучия и власти, теперь вспомнили и разом заговорили о нравственных ценностях.
Превращение НТВ в протестное движение выглядело неестественным. Журналисты вывесили флаг НТВ за окном своей студии в “Останкино”. Новостные программы начали выходить с зеленым логотипом канала, перечеркнутым по диагонали красным словом “протест”. Лозунг “Новости – наша профессия” превратился в лозунг “Протест – наша профессия”. НТВ сократило свое вещание до информационных выпусков. В остальное эфирное время НТВ показывало то, что в реальном времени происходило внутри его собственных телестудий и других помещений. По сути, это было реалити-шоу “Большой брат” – еще до того, как этот формат утвердился в России. Было очень странно наблюдать, как Киселев в элегантном черном пальто обращается к митингующей толпе в своей узнаваемой манере респектабельного телеведущего, а потом берет за руки других корреспондентов, и они все вместе раскачиваются в такт песне. Парфенов не выдержал такого стилистического диссонанса и опубликовал открытое письмо Киселеву в газете “Коммерсантъ”, в котором объявил о своей отставке. “Я не в силах больше слушать твои богослужения в корреспондентской комнате – эти десятиминутки ненависти, – а не ходить на них, пока не уволюсь, я не могу”
[420].
Через два дня Парфенов пришел в студию НТВ, чтобы принять участие в ток-шоу “Антропология”, где присутствовали исключительно сотрудники канала. “Ты – предатель! – прокричал ему в прямом эфире Дмитрий Дибров, ведущий ночного ток-шоу. – Ты хоть понимаешь, что ты предатель? Ты своим письмом предал нас, когда мы боремся за свободу слова!”
[421]. Парфенов, как всегда ироничный, спросил своего эмоционального коллегу: “Дима, ты что, можешь произносить слова «предатель», «свобода слова» и «борьба» только вот так – с тремя восклицательными знаками?” Принципиальная позиция Парфенова выглядела бы более убедительно, если бы он уже не получил заманчивое предложение от новых хозяев НТВ.
В действительности конфликт с НТВ имел гораздо большее отношение к свободе слова, чем многие сознавали. Да и сама свобода слова – не синоним объективности и не оценка качества журналистики; она является просто правом человека высказывать свое мнение, не боясь при этом преследований. НТВ не было примером объективности, но зато было необходимой составляющей плюрализма, или многоголосия. Если бы в России вещали еще десять частных влиятельных информационных каналов с тем же охватом аудитории, как у государственного телевидения, то судьба одного НТВ не имела бы такого значения. Но в России работали тогда два государственных или квазигосударственных канала с еще более мутным, чем у НТВ, финансированием. Захват НТВ был не только расправой с неугодным олигархом или критически настроенными журналистами – он уничтожал само понятие соперничества и конкуренции.
Лучше других это понимали не молодые зрители НТВ, а те самые “осколки” советской интеллигенции, шестидесятники. Они быстро распознали в конфликте вокруг НТВ прямой отголосок советской практики подавления, которую многие из них испытали на себе. Группа российских интеллектуалов – поэтов, артистов, художников и журналистов – опубликовала письмо в защиту НТВ под названием “Самое время начать беспокоиться”:
Политический подтекст этих преследований совершенно очевиден: подавление инакомыслия в стране. Старания власти объяснить происходящее исключительно финансово-хозяйственными или уголовно-процессуальными претензиями к холдингу и его владельцам представляются нам лицемерными.
Между тем российское общество все это время наблюдает за происходящим с поразительным хладнокровием. Создается впечатление, будто защита свободы слова – частная проблема телеканала НТВ и его партнеров, а угроза этой свободе – персональная неприятность сотрудников одной корпорации.
Это опасное заблуждение. Мы не сомневаемся, что политические последствия перехода НТВ под государственный контроль затронут всех. Весь мировой опыт – и особенно наш собственный, советский – подтверждает: приучив общество к молчанию, государство быстро входит во вкус. И этот вкус вскоре почувствует каждый – вне зависимости от отношения к бизнесу и политике
[422].
И по языку, и по способу аргументации это письмо четко укладывалось в давнюю традицию поколения шестидесятников. Письмо было подписано, в числе прочих, Егором Яковлевым, Александром Яковлевым, Бовиным и Лацисом и опубликовано в “Общей газете”. Спустя десятилетие после выхода первого номера “Общей газеты” в дни путча августа 1991-го Егор вновь собрал главных редакторов печатных СМИ; общими силами был выпущен специальный номер тиражом 300 тысяч экземпляров, посвященный насильственному захвату НТВ. В собственной статье под названием “Опять «Что делать?»” Егор обвинял Путина в цинизме.
