Решать споры кулаками — последнее дело.
— А как можно, Джу? — спросил он. — Если я считаю человека ублюдком, я пойду и скажу ему это в глаза. Если считаю, что он заслуживает смерти, я убью его. Я не умею строить хитрые планы, как бы разорить своего врага, подставить и довести до самоубийства. Не умею и не хочу!
Он взял полотенце. Вытер лицо, кровь с лица… как есть… пачкая все.
Потом пошел вниз. Достал из шкафа бутылку.
Мне хотелось разрыдаться, честное слово.
Я наорала на него тогда, устроила скандал. Он слушал, кивал и тихо пил, прямо из горла. Ему было плевать на то, что я думаю.
«Разорить врага» — да, я знаю, о чем он. Так было… Отец умел красиво сводить счеты. Чтобы все враги пожалели и прокляли тот день, когда родились, чтобы смерть казалась желанней жизни… А самому выйти сухим.
А Итан… Он не мог. Только прямо.
ГЛАВА 38. Фейерверки
Альденаер, кафе
Начало весны
Снег за окном. Такой мокрый, липкий полуснег-полудождь. Я впервые увидела столько снега в Альденаере, сначала радовалась даже, было интересно посмотреть, но потом… Холодно, сыро, ужасно, честно говоря. Говорят, дальше на севере снег сухой и чистый, накрывает землю белоснежным ковром, но здесь — эта холодная липкая дрянь красиво лежит разве что ночью, а утром превращается в грязную кашу под ногами.
— Два капучино с корицей, Джу! Черничный пирог и шоколадные рогалики.
Пирог и рогалики — это к Олту, но у него все готово, свежие рогалики он только-только достал из печи. А кофе я варю сама. Иногда Олт помогает мне, весь день на ногах — не так-то легко. Мой живот растет с каждым днем, осталось немного. Я чувствую себя неуклюжей гусыней, которая ходит вразвалку и даже туфли не всегда в состоянии сама надеть. Впрочем, врач говорит — все идет отлично, и я на редкость хорошо себя чувствую, для своего срока и своего возраста.
Кафе мы открыли три месяца назад и дела идут неплохо.
С допросами от меня отстали, помучили еще, наверно, месяц после того обморока, потом вызывали еще несколько раз, но уже без былого рвения. Иногда мне казалось — им просто надоело, сколько можно мусолить одно и то же. Иногда… я не знала, что думать.
Я только надеялась, что он жив — остальное уже не важно.
Леффо велел ждать.
Я ждала, плакала, я проверяла письма каждое утро, я вздрагивала каждый раз, когда колокольчик звенел на двери. Да, каждый раз. Ждала. Потом просто устала ждать. Ничего не менялось. Закончилась осень, потом зима… долгая, темная, сырая зима в Альденаере.
Я так устала. Я старалась даже не думать о нем. Я сделала все, что могла.
Я даже ходила к самому императору. Раз в неделю, утром, есть приемные дни… Меня не пустили, конечно, не захотели слушать. А когда пришла в третий раз, то весьма однозначно намекнули, что если увидят снова, то это плохо для меня закончится.
Имею ли я право рисковать?
Я чувствовала, как ребенок толкается внутри… и это так удивительно.
Еще дважды, пока мой живот был не слишком заметен, Леффо приглашал меня в ресторан. Потом еще как-то заглядывал, но совсем ненадолго. «Пусть все уляжется, — говорил он. — Гратто жив, с ним все хорошо, не стоит беспокоиться. Сейчас просто нужно переждать».
Что мне еще оставалось.
Иногда мне казалось — просто преступление сидеть сложа руки, надо что-то предпринять, что-то сделать, попытаться помочь. Но я не знала, как подступиться. И что я могу против воли императора? Боялась сделать только хуже. Навлечь гнев.
Снег за окном.
Уже почти полдень, но только холодная серая муть.
— А меня Нито пригласил в парк погулять, там сегодня вечером фейерверки! — Дара радостно крутилась рядом. — Можно я уйду сегодня пораньше?
Отличная погода для прогулок! Но мне ли судить…
— Если посетителей будет не слишком много, — согласилась я. — И уйдешь не слишком рано, на час.
— Спасибо, Джу!
Дара юна и обворожительна. И я постоянно вижу несколько веселых парней, которые заходят к нам исключительно поболтать с ней, но Дара умудряется скармливать им по несколько кусков пирога, часто вчерашнего, не пропадать же ему, и несколько чашек кофе за раз. Ей сложно отказать. У нее огромные голубые глаза и ямочки на румяных щечках. Ей хочется праздника и любви, и парни готовы на все ради нее.
Глядя на нее — я чувствую себя такой старой…
Я даже специально просила ее называть меня по имени, а не «ти Сатоцци», да и с Альдаро больше не хочется иметь ничего общего. Я подумывала, не вернуть ли свою старую фамилию — Фа-ди-Иджант… но с документами будет много возни, какой смысл?
Дара улыбалась.
А этот Нито, младший сын жестянщика, тихий и скромный. У него вечно пусто в карманах, и он никогда не заходит пить кофе к нам, но он всегда встречает Дару после работы. И как-то я видела — помогает ей мыть посуду и столы.
— А вы сами не пойдете смотреть? — Дара буквально прыгает от нетерпения, но это нормально, она всегда так.
— Что?
— Фейерверки! В честь помолвки принцессы!
Я невольно вздрогнула.
Нет, я видела что-то… Алесса выходит замуж за какого-то итрийского герцога… все счастливы. Уезжает. Впрочем, свадьба намечена только на осень.
Ну, и слава богам…
А Итан? Забыт?
— Нет, я не пойду.
— Почему, Джу? Там будет красиво! Идемте с нами? Нито будет не против… я буду рада, если вы пойдете! Закроем кафе на час пораньше, ничего страшного. Успеем!
Я покачала головой.
Не хочу. Какие мне фейерверки?
Да и с принцессой у меня свои счеты, не могу радоваться вместе с ней. Просто Дара не знает ничего… Никто не знает. Мои допросы закончились еще до открытия, а потом… кому какое дело?
— Иди в зал, нечего тут вертеться, — велела я.
Звякнул колокольчик — у нас посетители.
— Иди.
Дара убежала встречать.
— Доброе утро, сенаро! Проходите! Вы один? Проходите к камину, вот сюда. Желаете кофе?
— Черный, пожалуйста, — сказал он. Тихо, глухо.
У меня замерло сердце.
Да нет же… зажмурилась, мотнула головой, отгоняя морок. Сколько раз уже…
— Немного гвоздики, сенаро? Тминные булочки?
— С гвоздикой, — согласился он.
— А булочки? Черничный пирог? Хотите меню, сенаро?
Тихо, но он, видимо, отказался.
Дара не настаивала. Она отлично знала, что если в такую погоду гостей посадить у камина, то скоро они захотят еще чашечку, потом что-то еще. Не стоит настаивать, бывает, что это отпугивает. Но если они пригреются, то сами не захотят уходить. У нас уютно.
