Штык вошел в правый висок, прошел сквозь череп и показался из левой щеки, причем из выходного отверстия торчало не менее 12 сантиметров лезвия.
«Мужчина упал, но не потерял сознание. Он предпринял несколько безрезультатных попыток вытащить штык; двум товарищам, один из которых держал голову, а второй тянул, тоже это не удалось».
После этой трогательной сцены, которая вызывает у меня ассоциации с двумя голодными птицами, перетягивающими одного червя, солдаты признали поражение и отвели своего товарища к военному хирургу.
«Несчастный раненый пришел ко мне, опираясь на плечи двух товарищей. С помощью другого солдата я попытался вытащить штык, но он был будто воткнут в стену. Солдат, ассистировавший мне, сказал пациенту лечь на бок, а затем уперся ногой в его голову и наконец вытащил штык. Сразу после этого началось сильное кровотечение: кровь выходила в обильном количестве».
Хирургическая процедура, во время которой приходится ставить ногу на голову пациента, просто не может быть щадящей. В той ситуации это было не слишком разумно: современный врач, прежде чем пытаться вытащить штык, узнал бы, какие структуры он повредил и как он расположен относительно кровеносных сосудов. Тем не менее мы должны снисходительно относиться к крайностям военной медицины.
«Малве впервые стало плохо. Я думал, что он умрет, и оставил его ради перевязки других раненых. Через 20 минут он пришел в себя и сказал, что ему гораздо лучше, после чего я перевязал его рану. Мы стояли в снегу, и погода была страшно холодной, поэтому я хорошенько обмотал его голову шарпи и бинтами».
Шарпи называли материал, который использовали для перевязок. Он состоял из тонких полос льна, распушенных на нити.
Хирургическая процедура, во время которой приходится ставить ногу на голову пациента, просто не может быть щадящей.
«Он отправился в Варшаву с еще одним раненым солдатом. Он шел пешком, скакал на лошади и ехал в повозке от конюшни до конюшни и от леса до леса. Он добрался до Варшавы за шесть дней, преодолев 20 лье
[55]. Через три месяца я снова встретил его в больнице, и он прекрасно себя чувствовал. Он потерял зрение на правом глазу: глаз и веко сохранили форму и подвижность, но зрачок стал расширенным и немобильным [6]».
Не самые страшные последствия штыка в голове. На этом солдат Малва пропадает из исторических записей, хотя о мсье Фардо нам известно гораздо больше. Покинув армию, он вернулся в родной Сомюр и стал знаменитым хирургом-офтальмологом. Он помогал в основном бедным и в целом вел филантропическую жизнь. Похоже, никто никогда не отзывался о нем плохо. Видимо, Дюма так и не написал книгу об Урбене-Жане Фардо, потому что тот был слишком уж милым.
Везучий пруссак
Максимилиан Йозеф фон Келиус был выдающимся немецким хирургом XIX века, оказавшим большое влияние на всю Европу. Его лекции часто цитировали в лондонских и эдинбургских журналах, а его учебник «Руководство по хирургии», переведенный на английский, широко применялся.
В главе, посвященной травмам грудной клетки, Келиус описал один крайне необычный случай, о котором ему рассказал лондонский друг, член Королевской коллегии хирургов, Джон Голдуайер Эндрюс
[56]:
О ранах груди.
«Дж. Т., 19-летний прусский моряк, опускал трисель-мачту, как вдруг фиксировавший ее канат ослаб, и мужчину прикололо мачтой к палубе».
На кораблях XIX века трисель представлял собой маленький парус, который привязывали к гику, закрепленному на основании грот-мачты. В подстрочном примечании Келиус упоминает, что длина трисель-мачты составляла десять метров, а ее обхват — 60 сантиметров. На конце у нее было 13-сантиметровое металлическое острие.
«Когда произошел несчастный случай, мачта опустилась до расстояния 180 сантиметров от палубы. Мужчина поднял руки, чтобы придержать ее и вернуть на место, но в этот момент поддерживавший ее канат лопнул, и мачта перпендикулярно вонзилась ему в грудь».
Десятиметровая дубовая или сосновая мачта, судя по всему, была страшно тяжелой. Кстати, я ведь упоминал 13-сантиметровое острие на конце?
«Мачта сбила его с ног и, пронзив грудь, приколола к палубе. Острие вошло в палубу на три сантиметра, следовательно, грудную клетку сдавило так, что ее высота теперь равнялась десяти сантиметрам».
Только попробуйте это представить: грудь моряка со всем ее содержимым сплющило лишь до маленькой доли ее обычной высоты.
Только попробуйте это представить: грудь моряка со всем ее содержимым сплющило лишь до маленькой доли ее обычной высоты.
«Прошло некоторое время, прежде чем острие извлекли, а моряка отвезли в больницу».
Нет никаких данных о том, как именно извлекли острие, однако его сохранили как диковинку и позднее выставили в Хантеровском музее, анатомической коллекции Королевской коллегии хирургов.
«25 февраля 1831 года: на момент поступления в 10:00 лицо пациента было мертвенно-бледным, дыхание нарушенным; периодически он отхаркивал пенистую кровь, пульс был нестабилен. Через некоторое время симптомы усугубились, и пациенту угрожало удушение».
«Пенистая кровь» указывала на кровотечение в легком, очевидно проткнутом металлическим острием. Само собой разумеется, что это было опасное для жизни ранение.
