Движению биохакеров свойственны интернационализация и свержение кибернетических идеалов. Биохакеры хотят того же, что и DARPA, но по личным мотивам. Их цель – что-то вроде персонализированного военно-промышленного комплекса. «Главная проблема киборгов, – говорит Харауэй, – в том, что они являются противозаконными порождениями милитаризма и патриархального капитализма, не говоря уже о государственном социализме. Но внебрачные дети часто крайне неверны своему происхождению. В конце концов не важно, кто их отцы».
Движению биохакеров свойственна эпатажность. Возьмем как яркий пример гигантское биометрическое измерительное устройство в руке Тима – это провокационный жест, как и все остальное. В этом смысле одним из известных прародителей движения биохакеров можно назвать австралийского художника и автора перформансов Стеларка, чья деятельность в преодолении границ между технологией и плотью, начатая в 1970-х годах, становится все более и более экстремальной. В своем проекте Ping Body он прикрепил к своим мышцам электроды, чтобы удаленные пользователи смогли управлять движениями его тела через Интернет. Проект «Ухо на руке» (Ear on Arm), запущенный в 2006 году, включал в себя выращивание клеток и хирургическое реконструирование искусственного уха на левом предплечье Стеларка с возможностью подключения к Интернету, чтобы использовать его в качестве «удаленного прослушивающего устройства», способного работать на больших расстояниях. В целом художественная деятельность Стеларка имеет явный трансгуманистический подтекст: серия провокационных перформансов, представляющих тело как технологию, требующую обновлений в век информации. Как он выразился в заявлении, которое непосредственно вторило первоначальному призыву киборга Клайнса и Клайна: «Настало время задать вопрос о том, является ли двуногий дышащий организм с бинокулярным зрением и мозгом объемом 1400 кубических сантиметров адекватной биологической формой. Он не справляется с количеством, сложностью и качеством накопленной информации; он сдает перед точностью, скоростью и мощностью современных технологий, он биологически плохо вооружен, чтобы быть эффективным в его новом окружении, отличном от природного». Для Стеларка тела – это бедные простые двуногие животные, а мы – устаревшие технологии. Плоть – это изжившая себя форма.
Что значит думать о себе самом как о киборге? В определенном смысле идея киборга – это не что иное, как особое представление о человеке, особый современный образ человека как механизма обработки информации. Вы носите очки? В вашей обуви есть ортопедические стельки? В вашем сердце установлен кардиостимулятор? Испытываете ли вы странные фантомные боли, когда не можете получить доступ к смартфону, если у него села батарея или разбит экран, или если вы забыли его в другой куртке и не можете получить доступ к какой-либо важной информации, или если вы не можете сориентироваться с помощью GPS, не можете определить свое местоположение с помощью спутника на орбите Земли, и поэтому теряетесь в пространстве. Подразумевает ли такая потеря нарушение целостности вашего организма, обогащенного дополнительными функциями, повреждение интегрированной гомеостатической системы – самого себя? Если киборг – это человеческий организм, усовершенствованный технологиями, разве мы все уже не киборги? Это не риторические вопросы. Я спрашиваю совершенно искренне.
Во второй день в Питтсбурге я проснулся в полдень, и у меня оставался еще целый день до встречи с биохакерами в доме Тима. Я вышел из отеля в центре города и направился к реке. Синяя пульсирующая точка на экране телефона отображала положение моего тела в пространстве, когда я осторожно двинулся вниз по пустой сетке улиц. В подвале музея, посвященного одному из самых известных жителей города, Энди Уорхолу, я увидел плакат с черно-белой фотографией художника, склонившегося над шелковой сеткой, и цитатой: «Причина, по которой я творю именно так, в том, что я хочу быть машиной».
Позже, когда я задержался в сувенирном магазине, который, казалось, и был центром этого музея, я достал с полки бумажное издание сценария к фильму «Я стреляла в Энди Уорхола», в котором актриса Лили Тейлор играет Валери Соланас, писательницу и бывшую проститутку, пытавшуюся в 1968 году убить Уорхола. В конце книги был воспроизведен полный текст поразительно безумного и тревожно проницательного «Манифеста общества полного уничтожения мужчин» Соланас. Пролистывая его, я наткнулся на следующие строки: «Назвать мужчину животным – льстить ему; он – машина, ходячий дилдо».
Я поставил книгу на полку и, не польщенный и не задетый увиденным, покинул музей и направился обратно через реку.
– Просто обычно люди слишком высокого мнения о себе, – сказал Тим.
Лопасти потолочного вентилятора медленно крутились над нами, сквозь дверь с сеткой в кухне Тима можно было услышать вечерние трели цикад, щелканье и жужжание бесчисленных механизмов, подключенных к системе ночи.
Он сказал: «Если проследить эволюцию мозга, то его логические центры росли одновременно с расширением творческих центров. Это порождает убедительную иллюзию, что мы не просто мешки с химическими веществами, реагирующие на дерьмо. Хотя ими и являемся».
Тим прислонился спиной к раковине у кухонного окна, а на стене за ним была витиеватая надпись: «Жить хорошо. Любить много. Смеяться часто». Такая чувственность не сочеталась с окружающей обстановкой и с тем, что обсуждалось в комнате «мешками химических веществ». Полагаю, что такой цветочный интерьер дома был работой Даниэль, веселой подруги Тима, веб-разработчика, которая работала в Pittsburgh Cultural Trust. Сама Даниэль не имела никаких особых трансгуманистических устремлений, но в какой-то момент ей захотелось установить имплантат.
– Может быть, здесь, внизу, – сказала она, указывая на бедро, – там, где это было бы не так заметно.
Прожив с Тимом уже восемь лет, она приспособилась к странностям его деятельности и образа жизни, к крайностям его футуристического видения. Она была с ним, когда он впервые решил, что хочет быть киборгом, когда он объявил ей, что, как только такая процедура станет возможной, он ампутирует руку и заменит ее технологически оснащенным протезом.
Они были в машине, когда он признался ей в своем желании: Тим сказал, что, как только появятся протезы, превосходящие его собственные конечности, он решительно заменит их на передовые технологии. Поначалу она опешила, даже ужаснулась, но постепенно привыкла к этой идее.
– Если это сделает его счастливым, я тоже буду счастлива, – пояснила она. – Да пусть делает что угодно.
– Люди обладают менталитетом, наделяющим плоть некой магией, – сказал Тим. – Люди думают, что раз что-то является для нашего организма естественным, то оно и более реально, подлинно для него.
Он настаивал, что такой подход, от которого со временем отошла и Даниэль, был иррациональным, основанным на эмоциях. По его словам, каждые семь лет наши тела полностью обновляются – на клеточном уровне он был уже не тем человеком, который встретил Даниэль восемь лет назад, и еще через восемь лет он снова будет совершенно другим человеком, другим телом. Рук, которыми Тим обнимает Даниэль, через восемь лет не будет – они обновятся за счет естественной регенерации клеток, или их заменят бионические протезы.
