Третий ответ возникает, если немного углубиться в механизм торгов.
Спекулянт полезен как минимум потому, что нужен инвестору, создавая ликвидность и сужая спред.
Допустим, вы хотите купить некую акцию. Если массовых торгов по ней нет, вы ее, вероятно, так или иначе купите. Какой-нибудь банк выложит ее на витрину. Со спредом 10 %. В банке неважно, ликвид это, неликвид. Золото вроде ликвид, а спред по ОМС 10–12 %, по физическому металлу еще хуже. Сегодня купите, через месяц решите продать, котировки будут те же, потеряете 10 %. А в биржевом стакане будет спред 0,1 %. Для инвестора это незаметно.
Примерно ту же услугу, что крупные позиционные трейдеры оказывают инвесторам, интрадейщики оказывают позиционным трейдерам, маркетмейкеры — интрадейщикам и всем вообще. Они сужают спред. Это важно. Переходим к четвертой пользе.
Биржа как институт, помимо прочего, производит еще и справедливость.
Примерно так, как благотворительные фонды производят деятельное милосердие. В современном обществе хватает институтов, перераспределяющих деньги от сильных к слабым. Собес — важнейшая функция современного государства. Но справедливость — это не милосердие, не социальная защита, не «всем поровну». Это зачастую даже обратное. Справедливость про то, чтобы каждому возвращались последствия его принятых решений. Что посеял — то пожнешь.
Общество может существовать при абсолютном отсутствии любых собесов, но не может при абсолютном отсутствии справедливости. Оставим в стороне мораль, посмотрим как на систему. Важна обратная связь. Человек ведет себя как дурак — ему прилетает по лбу, ведет себя как умница — получает плюшки. Если эта обратная связь сломается и вознаграждаться начнут случайно взятые дураки, страна этих дураков скоро станет негодной для проживания.
Можно спорить, каким должно быть идеальное общество, но одно бесспорно: оно должно максимизировать оправданность рациональных стратегий.
Важно минимизировать случайность, злую волю и даже добрую волю, если она путает рационально выстроенную игру. Чтобы можно было сделать все правильно и получить правильный результат, а не рассчитать бизнес-схему и быть ограбленным, потому что не повезло. Так вот, биржа очень хороший механизм в плане справедливости. Деньги там перетекают от глупых — к умным, от жадных — к умеренным, от трусов — к стойким, от нервных — к терпеливым. Бывает, конечно, всякое: и случайности, и даже какие-то аферы. Но в целом порок наказывается, добродетель вознаграждается, рациональные стратегии — торжествуют.
А вот, пожалуй, самый сложный пункт в апологии спекулянта. И главный.
Биржа производит знание. В том смысле, как пишут о знании экономист Фридрих Хайек и физик Дэвид Дойч.
Уже шла речь про инвесторов: «Помогать расти тому, что должно расти, и помогать уйти тому, что должно уйти». Спекулянты делают то же самое — ставки на будущее, — только работают быстрее. Если вы ставите не на то, вы проиграете. Но что значит «не на то»?
В долгосроке вы не можете выиграть, ставя на решения, плохие для экономики в целом.
Даже если все сойдут с ума и массово ошибутся, жизнь поправит. Максимум, что получится у партии сумасшедших, — раздуть пузырь. Кто-то выиграет на нем, но большая часть купивших пузырь потеряет. Равным образом потеряет и партия, зашортившая что-то важное и нужное. Так, в долгосроке масса шортистов акций всегда теряет, а не зарабатывает.
Ставка типа «все умрут, а я останусь» — обычно плохая ставка.
Прагматически плохая для игрока, речь не о морали. Также плоха ставка на «мир сойдет с ума». Покупка любого массового сумасшествия в среднем — плохая покупка. Экономика обладает даром залечивать раны, приходить в чувство и идти дальше. Периоды бывают разные, но в среднем побеждает развитие. Можете жить в своем ритме и ставить против него — вы не отмените эволюцию, даже если обоснуете, почему вы правы, а она нет. Даже если захотите сильно-сильно. Даже если ваше мнение разделит миллиард человек. Единственным утешением будет то, что вместе тонуть не так страшно.
Хотите выиграть — ставьте на оптимальность, как ее понимает стохастическая природа больших эволюционных процессов.
Тот же тезис предельно просто. Давайте спросим себя: что производят финансовые рынки, взятые как единый институт? В рыночной экономике они делают то же самое, что Госплан и его подразделение Госкомцен в социалистической. Решают, какие будут сейчас цены и куда пойдут потоки. Цена в глобальном смысле — это сигнал. Изменяясь, она отменяет одни действия и запускает другие. При разной цене в мире происходят разные вещи. Переставьте ее, и вы измените будущее. Причем даже будущее тех, кто никогда не слышал об этих ценах.
Каким бы ни был мир, в нем должен быть институт, выдающий ценники.
Не важно, каким способом. Социалистам кажется, что лучше всего собрать много умных людей, дать им много компьютеров, поставить задачу, заплатить, и они посчитают.
В XX веке практически доказано и теоретически обосновано, что биржа, взятая как черный ящик, на выходе дает лучший набор ценников, чем Госплан.
Сейчас, возможно, это бы назвали нейросетью. И каждый биржевик — своего рода сотрудник этого волшебного черного ящика, маленький чиновник большого капиталистического Госплана. Только более эффективный, чем его социалистический коллега.
И вот что удивительно. Менее эффективный сотрудник ходит на работу, если ему за это платить, а более эффективный сам доплачивает за это. Комиссии и налоги — это плата за проход на рабочее место. При этом никто не сомневается, что чиновник Госплана — нужный, приносящий обществу пользу индивид. Может быть, не все получается, но никто не ставит под сомнение саму функцию. Раз государство наняло тебя что-то планировать — значит, ты нужен. А его коллега, делающий ту же работу лучше и задаром, под подозрением: может быть, отменить этого паразита?
Но обычно ограничиваются повышением платы за вход на работу.
Глава 10. Как нам обустроить это?
10.1. Адаптация или смерть. — Это незаметно, но мир умнеет. — Волки учат овец рубить капусту. — Вас тоже касается. — До проблем надо дорасти
На первый взгляд биржа и особенно околобиржа может ужасать царящей там глупостью. Чудовищные цифры потерь на ровном месте. Чудовищная наглость околорынка. Но знание всегда начинает и выигрывает — это закон.
В широком смысле «знания» этот закон существует с момента появления жизни. Со временем расклад, если не случается катастрофы, смещается в сторону большей адаптации, понимаемой как более адекватные гипотезы об окружающем мире. Эти гипотезы встроены в ДНК березы и белки, они встроены в мемы Древнего Рима и представления участников рынка ценных бумаг. Неадекватное знание гибнет, как гибнет ДНК слабой белки. Адекватное знание получает в свое управление все бóльшие капиталы. В какой-то момент рыночный биоценоз меняется, адекватность модели плывет и естественный отбор делает свое дело.
