Эдгар понимал, что это не просто дым, что в плошку Мария добавила дурманящих трав, от которых начинаются видения, и что это всё — часть спектакля, который разыгрывается для доверчивых белых. Понимал, но всё равно смотрел…
Мария сыпала муку в центре круга, расчерчивая его крестом, и лила ром из бутылки, а затем острым ножом отрезала голову несчастной птице — капли крови упали на булыжник и в плошки с маслом…
Огонь заплясал, будто получил желаемое, взметнулся и окрасился бирюзой…
А Эдгар смотрел, не отрываясь. Она закончила рисовать веве — узор, призывающий духов в этот мир, и подошла к Эдгару.
Лицо её украшают кровавые узоры, а глаза почти безумны. В одной руке бутылка рома, в другой — тушка петуха, и ноги её босы, она пристукивает пятками в такт, качает телом так, что юбки метут булыжник, а барабаны звучат уже оглушающе.
— Так что ты хочешь узнать? — хриплый голос Марии неприятен, как скрип ржавой петли.
— Кто она? Та-что-приходит-по-ночам? Чего она хочет от меня? От всех нас?
— Пей! — Мария протягивает ему бутыль, и он отхлебывает, не сводя с неё глаз. — Чтобы говорить с мёртвыми, нужно быть готовым к тому, что увидишь.
Огонь схватывает язык и горло, бьёт в нос и падает в желудок огненным дождём, почти скручивая его, а потом внезапно становится легко…
Мария смеётся гортанным смехом, запрокинув голову, и переворачивая бутыль с ромом, снова идёт по кругу. Брызги падают в плошки, кормя огонь, и он снова отзывается бирюзой...
Барабаны стучат не смолкая, но реальность перед глазами словно размывается. И Эдгар перестаёт верить происходящему, потому что он снова видит её — девушку с золотыми искрами в глазах, ту самую, что была сегодня на рынке.
Она появляется из темноты и шагает в круг света, рождённый горящим в чашах огнём, и сейчас, в зыбкой вуали пламени, она похожа на необычайно красивую бабочку, порхающую в лунном свете...
На ней светлое платье с мелким узором, и её волосы украшены розовыми цветками франжипани. Она идёт, словно во сне, прямо в огненный круг, на белый узор из кукурузной муки, окроплённый петушиной кровью…
…сбрасывает с плеч ажурную накидку и пьёт ром из протянутой бутыли, а потом…
… потом она начинает танцевать. Гулко и тревожно звучат барабаны, вторя неровному ритму сердца, и Эдгар забывает обо всём.
Он жадно следит за тем, как плавно движутся её руки и плечи, как покачиваются бёдра, и медленно, один за другим, розовые цветы падают на булыжник, а тугие кольца волос рассыпаются по плечам. Она танцует, и бирюзовый огонь вторит её движениям, а пламя играет бликами на золотистой коже. И она так красива в этот момент, что Эдгар забывает, кажется, как дышать.
Он трёт лоб ладонью, пытаясь сбросить наваждение, но всё бесполезно — его уже одурманил сладкий дым, что курится в чашах, или эта жаркая ночь в бисерной россыпи светлячков, а может — этот танец и эта девушка…
А потом она оборачивается и смотрит ему прямо в глаза, и Эдгар понимает, что вот он — его самый страшный кошмар, тот, что приходит к нему во снах. В её глазах ониксовая ночь сменятся карим золотом, она улыбается и идёт ему навстречу сквозь огонь, плавно покачивая бёдрами. Пламя за её спиной трепещет, играя с ним в причудливую игру: Эдгар видит то силуэт женщины, то чёрного ягуара, мягко ступающего на булыжник.
Но страха нет, и нет сил двинуться с места. Она приближается медленно и неумолимо, и вот уже стоит напротив, но он ничего не видит, кроме её завораживающих глаз.
— Чего ты хочешь от меня? — произнёс он хриплым шёпотом.
Но девушка просто смотрела на него, покачиваясь в такт ритму, и на её губах играла нежная улыбка. А в его голове звучал глубокий бархатный голос:
Верни то, что принадлежит мне, или я заберу и твою душу тоже.
Эдгар смотрит на девушку и думает совсем не о том, что, наверное, сошёл с ума или что может сейчас умереть, а о том, как сегодня он отчаянно хотел её найти. И вот она перед ним. И её лицо он помнит в мельчайших деталях, хотя видел его всего-то один раз. Он смотрит на её губы, и сердце бьётся, вторя барабанам — сумасшедше и гулко. А потом он делает то, что хотел сделать ещё сегодня днём, на рынке — медленно проводит пальцами по её щеке, убирая прядь растрепавшихся волос, дотрагивается кончиками пальцев до её губ, и они чуть приоткрываются от этого касания. И ему уже всё равно. Сегодня он хотел этого — почувствовать снова настоящий поцелуй, и даже если она сейчас заберёт его душу, как обещала — ему плевать!
Он оттолкнулся от стены резко — вынырнул из темноты и, притянув девушку к себе рывком, поцеловал. И поцелуй этот обжёг сильнее, чем адский ром Марии. Хмель ударил в голову, Эдгар подхватил девушку за талию одной рукой, а другой зарылся в спутанные локоны, и поцеловал её снова… и снова… и снова, так, как будто сам хотел забрать её душу в ответ. Целовал жадно, раздвинув горячие губы, такие сладкие, нежные и страстные…
Совсем не такие, как у его невесты…
Её кожа пахла лимонной вербеной, и вся она в его руках такая податливая и лёгкая, словно созданная для того, чтобы он её обнимал. Он прижимал её к себе, чувствуя ответные объятья, её ладони у себя на шее, на щеках, и то, как её пальцы гладят его затылок. Он чувствовал её поцелуи — и всё остальное перестало иметь значение.
Лишь где-то на краю сознания теплилось понимание того, что всё это лишь сон. Это наваждение, дурман, неправда. Просто его желание и дым породили это видение …
…но он не хотел с ним расставаться…
Последнее, что он запомнил — как стихают барабаны и гаснет бирюзовый огонь.
А вслед за ним угасло и его сознание.
Глава 9. Сон или не сон?
— Очнулась? Святая Сесиль! До чего же ты нас напугала! — голос Аннет беспорядочно метался в голове у Летиции, как моль в платяном шкафу. — Я уж не знала за кем бежать: за лекарем или за святым отцом!
Летиция открыла глаза. Вокруг было темно, и звуки доносились как будто издалека, но сознание постепенно возвращалось — пальцы ощутили шершавую поверхность скамьи, а ноздри — фиалковый запах. Над ней нависало чёрное лицо Жюстины, которая усердно обмахивала её веером. И щёки у Летиции горели так, точно по ним её только что отхлестали мокрым полотенцем.
Да, похоже и отхлестали, и лицо всё ещё мокрое.
— Что случилось? — спросила она хрипло — в горле першило.
Вспомнилось лишь, что ей стало дурно и она вышла подышать. А потом… а потом всё было, как в тумане.
— Мы тебя потеряли! — воскликнула Аннет, всплеснув руками.
— Я побежала вас искать, муасель Летиция, до коляски и вокруг храма, — залопотала Жюстина, — а вы туточки лежите, на скамеечке, вся сомлевшая, и я так испугалась! Я плеснула в вас святой воды, хорошо, вот и чаша туточки рядом, и уж тормошила вас и даже по щекам била, уж простите, муасель Летиция! Испугалась очень, думала, вы померли! Не мудрено-то вам с нашей жары, вы же не привыкшие. От страху у меня ажно руки затряслись, и я давай муасель Аннет звать!
