Наконец, она успокоилась, и вместо горячей ярости её душу постепенно заполнила холодная ненависть. А вместе с ней и понимание того, что орудие мести находится прямо в соседней комнате. Аннет выбралась из каморки, тихо вошла в кабинет — на столе лежала деревянная коробка с бутылкой бурбона, которую приготовил отец для подарка Дюранам. Аннет знала эту бутылку — отец хранил её для особых случаев и раньше держал за стеклом в буфете.
Она открыла коробку, провела пальцами по пузатому боку, по горлышку, добралась до пробки — та была залита зелёным воском.
У Ноэль найдётся такой воск.
Аннет, прихватив с собой бутылку, бесшумно поднялась в спальню и открыла сумочку, в которой прятала свои покупки, сделанные в лавке мадам Лафайетт.
Ты сама напросилась, Летиция! Вот пусть Дюраны всей семьёй тебя и ненавидят! Надеюсь, они разорвут тебя на части, как аллигаторы!
Она ножом для фруктов безжалостно содрала воск и вытащила плотно сидящую пробку — откуда только силы взялись?! Отлила немного бурбона в стакан, а взамен долила зелье из нужной бутылочки, оставив ещё немного и для Филиппа.
Пусть её брат тоже ненавидит эту дрянь, пусть никто на аукционе ни даст и луи за её маску! Пусть стоит там одна в своём мерзком жёлтом платье! И пусть Филипп будет всеми силами против женитьбы на ней, что бы там ни говорила мама!
Аннет посмотрела на оставшиеся две бутылочки и прищурилась. В одной из них любовь для неё, в другой — для кузины.
Отец сказал, завтра приедет мсье Жильбер? Поговорить об этой дряни? Отлично! Помнится, он любит лимонад…
Оставалась только одна бутылка — та, что обещала Летиции любовь. И Аннет всё никак не могла придумать кому же её подлить. Ненависть к кузине заставляла перебирать в уме самые мерзкие варианты, и в голову приходили то маклер из хлопковой биржи, толстый и вонючий, с большой коричневой бородавкой на носу и пятнами пота на рубашке, то длинный нескладный адвокат из конторы отца, с сальными волосами и язвой желудка. Но они были женаты, и Аннет понимала рассудком, что для достижения её цели ей нужен тот, кто может составить кузине партию и увезти её куда подальше — с глаз долой. Или кто-то с такой скверной репутацией, что от Летиции все будут бежать, как от чумы.
Аннет спрятала бутылочку в сумку, решив, что не стоит торопиться, и завтра на балу она обязательно найдёт нужную кандидатуру. Она победно улыбнулась и, прихватив бурбон, отправилась к Ноэль.
***
Утром Аннет появилась на завтрак как ни в чём не бывало. И хотя сохранять невозмутимое лицо ей стоило всех душевных сил, но ненависть к подлой кузине питала её хладнокровие. За столом сегодня собралось всё семейство, и тон задавала мадам Селин. Как хороший дирижёр управляет оркестром одним мановением тонкой палочки, так и жена Готье Бернара управляла этим домом одной лишь силой своего сладкого голоса. Служанки мелькали тихо и незаметно, как тени: тонко позвякивали фарфоровые чашки, исчезали грязные тарелки, словно из воздуха появлялись блюда с круассанами, кофейник и изящные вазочки с апельсиновым джемом. За столом никто не ругался, не спорил и не перечил, и даже Филипп был скромен и вежлив и не выглядел так, словно кутил перед этим всю ночь.
Аннет было любопытно, как подействовало зелье — сегодня с утра она велела Ноэль поменять кувшин с водой в комнате брата. Но Филипп за столом был странно молчалив и сдержан, и у Аннет закралось в душу нехорошее предчувствие — а что, если зелье не подействует? Или, может, оно действует не сразу? Или только после того, как кто-то выпьет и вторую часть? Ту, что про любовь?
Летиция была рассеяна и бледна и почти ничего не ела, и Аннет подумала, что вот и отлично, может, её подлая кузина тоже сляжет с кишечной лихорадкой? Было бы здорово. И Аннет даже участливо поинтересовалась, хорошо ли Летиция себя чувствует, но в ответ получила лишь холодный взгляд и короткое «Да».
Мадам Селин вела непринуждённую беседу со всеми, рассказывая о том, как прекрасно провела время в столице, о новых постановках в театре и цветении дикой вишни в королевском саду. И как будто невзначай раздавала задания всем присутствующим. Аннет после завтрака должна была ехать к мадам Фрессон, чтобы помочь с подготовкой к балу, Готье — проследить, чтобы доставили счета и бумаги на оплату оркестра и факиров, а Филиппа с Летицией отправили в кондитерскую мадам Брие за сладкими подарками и украшениями для торта.
— Этот бал — одни только заботы! И каждая пара рук на счету. Ты же поможешь мне, дорогая? — проворковала мадам Селин, обращаясь к Летиции.
— Конечно! — ответила та. — Но я могу съездить и одна, возьму в помощь Жюстину или кого-то из слуг. Думаю, кузен Филипп будет вам полезнее здесь, у вас ведь столько дел!
— Ну что ты, я, разумеется, помогу! — воскликнул Филипп с готовностью, отбрасывая салфетку.
— Но это всего лишь шоколадные фигурки, — попыталась возразить Летиция.
— И это отличный повод безнаказанно посетить лавку мадам Брие, — Филипп улыбнулся Летиции, — обожаю шоколад! Не бросай меня, кузина, иначе маман отправит меня к этим старухам наряжать зал или ещё что похуже.
— Но, ты мог бы помочь мне, — запротестовала Аннет.
— Ты и без меня разберёшься, — отрезал Филипп, не глядя на сестру, — а кузину не стоит бросать одну — у неё такое хрупкое здоровье. Вдруг ей опять сделается дурно?
Он воскликнул это с таким участием, что за столом повисла странная пауза, а затем мадам Селин улыбнулась мягко и подытожила:
— Раз никто не возражает — вот и чудесно.
***
— Я был у Бернаров ещё вчера, и обо всём договорился, — Рене Обьер стоял у окна во фраке и крахмальной рубашке, как и полагалось гостю на помолвке. — Они согласны. И если согласны вы, то дело в шляпе.
В это утро в доме на рю Гюар гости появились рано. И в первую очередь — Рене, дядя Шарль и кузены Грегуар и Марсель, потому что перед помолвкой предстояло провести семейный совет.
Разумеется, совет был для Эдгара формальностью. Независимо от того, что скажут его родственники, он всё равно решил помириться с Бернарами, но стоило оказать родне дань уважения, позволив высказаться, и убедить их вести себя прилично на сегодняшнем балу. Рене договорился, что акцию торжественного примирения между семьями там и проведут. Бернары были не против, и сам Готье готов был обсудить с Эдгаром вопрос по спорному участку земли. Эветт возражать против перемирия не стала. Осталось только убедить дядю Шарля и его сыновей не набрасываться на Бернаров прямо на балу. И последнее было, наверное, самым сложным. А дальше Эдгар планировал лично вести с ними дела в Альбервилле.
Дела понемногу налаживались. Банк Фрессонов обещал снизить ставку, отец Флёр — помочь с поставками сахара нынешней осенью под кабальный контракт, Бернары готовы были уступить и отказаться от суда. Оставалось купить рабов, выгнать управляющего и убедить дядю Шарля и кузенов не убивать Готье прямо на балу.
