Нил замялся.
— Так значит, Анри Бернара не зря зовут «старым пиратом»? — усмехнулся Эдгар. — Они что, грабили других торговцев?
— Бывало и так… Слышал я, что не брезговали они… разным способом заработка. Но то другие времена были, многие этим зарабатывали, — Нил отвёл глаза. — А потом, как говорили, им крупно повезло. Уж что они взяли — не знаю, о том массэ Гаспар никогда не говорил. Но после того они продали корабль, а на вырученные деньги купили землю тут, на Арбонне, женились и осели насовсем. Хотели хлопком заниматься да сахаром — торговать со Старым Светом. А я с тех времен при хозяине был, как поместье строить начали, и помню, как массэ Гаспар ещё ходил в гости к соседям, и всё было мирно. «Утиный остров» к тому моменту уже достроили почти. Но с каждым разом у них всё хуже и хуже становилось. Между ними будто кошка пробежала, и они вконец разругались. Массэ Гаспар говорил, что массэ Бернар его обманул, и что Руби на самом деле принадлежит ему. Уж простите, массэ Эдгар, но ваш дед будто помешался на ней. Всё хотел выкупить её. За любую цену, всё готов был отдать за неё массэ Бернару: поместье, деньги... Да только тот не брал. И Руби отдавать ни в какую не хотел. А массэ Гаспар сделался, как одержимый…
Эдгар откинулся на спинку стула, внимательно слушая рассказ и понимая, что в словах старого слуги есть что-то, очень похожее на то, что он и сам испытывает сейчас.
Одержимость…
Он вспомнил, как шагнул вперёд на балу, чтобы назвать свою цену на аукционе, не зная зачем ему это, не зная, что его толкнуло на этот шаг, не понимая, почему он вообще это делает. И не останови его мадам Фрессон — дело бы закончилось плохо. В тот момент он и правда отдал бы всё до последнего луи всего за один только танец, за взгляд, за прикосновение…
Он и сейчас бы всё отдал, да только… её уже нет в живых.
— И что дальше? — спросил он, отхлебнув бурбона и усилием воли отгоняя тяжёлые мысли.
Нил вздохнул, тоже отпил из стакана и продолжил:
— У Руби родился сын. Потом две дочери. Сына звали Жюльен, и говорят, что массэ Анри Бернар души в нём не чаял. Родных детей от законной жены он так не любил, как этого ребёнка.
— Жюльен — это тот, кто умер от лихорадки вместе с женой — мадам Вивьен, если я не ошибаюсь? У них ещё дочь была, Летиция? — спросил Эдгар прищурившись.
— Да, всё так. Когда случился тот мор, вас мадам Эветт сразу забрала на север. А здесь в ту пору выкосило всё до самого Альбервилля, хорошо если хоть половина выжила.
— Так за что эта Руби прокляла всех Дюранов? — вернулся Эдгар к началу разговора.
— Ваш дед всё никак не мог упокоиться, к тому моменту уже обе плантации были на ножах друг против друга. А массэ Гаспар всё чаще стал видеть кошмары по ночам. Стал пить и нюхать эту чёрную дрянь, никак не мог без этого заснуть. И однажды ночью он взял ружьё и пробрался на «Утиный остров». Уж не знаю, что там у них произошло, но в итоге ваш дед ранил из ружья массэ Бернара, а Руби сбежала. Слышал я, что наш хозяин шёл, чтобы её застрелить. Он иной раз, когда бредил, всё твердил про это, что найдёт её и довершит начатое. А пока массэ Бернар лежал раненый, да в беспамятстве, его жена продала детей Руби работорговцам — хотела избавиться от них, сильно уж она ненавидела её.
— Вот как? Но как же тогда Жюльен…
Но Нил перебил его:
— Дык это потом, когда массэ Бернар пришёл в себя, он разыскал их, правда, не всех. Жюльена и одну дочку нашёл, да назад выкупил, а второй так след и простыл. Жену после этого он из дому выставил, сказав, что знать её не желает, своих законных детей отдал в пансион в столице, а сам всё искал Руби — все болота обшарил. И массэ Гаспар тоже искал её… — Нил замолчал. Смотрел в стакан, словно в тёмном зеркале бурбона отражались картины прошлого, и как будто хотел сказать что-то ещё, но так и не смог. Лишь вздохнул и добавил: — Вот и всё, что я знаю.
Эдгар постучал пальцами по столу. Отчасти рассказ Нила объяснял, откуда взялась вражда между семьями, но в то же время он ещё больше всё запутал.
— Так она нашлась? Эта Руби?
— Нет. Говорят, сгинула в болотах и стала даппи.
— Хм. Так значит, у Бернара было ещё две дочери от этой Руби? Одну продали, а что стало со второй?
Нил посмотрел на Эдгара из-под кустистых седых бровей, покатал в пальцах стакан и нехотя ответил:
— Эх, массэ Эдгар, может, ну его? Может, не стоит ворошить старое?
— Рассказывай, — твёрдо ответил Эдгар, — как её звали?
— Эмили.
— И что с ней стало?
— Её застрелил массэ Венсан.
— Застрелил?! Мой дядя? — удивился Эдгар. — И как это случилось?
Нил снова вздохнул, поставил стакан и продолжил свой рассказ:
— Гаспар хотел женить вашего отца на мадам Эветт. Сговорился с её родителями, всё как надо, и свадьба уже назначили, да, как оказалось, массэ Огюст тайно встречался с дочкой Бернара, с этой Эмили. Он любил её и хотел против воли отца на ней жениться. А Гаспар узнал — видели их на меже да Гаспару донесли. Был страшный скандал, ваш дед обезумел и сказал, что перебьёт всех Бернаров до единого. Он помчался в Утиный остров, а ваш отец и Венсан за ним. В итоге так вот и вышло. Случайность. Венсан начал отнимать у него ружьё, а оно возьми и выстрели. Так я слышал, а уж как было на самом деле — не знаю. Никто не говорил об этом больше. Но после того, как Анри Бернар потерял и Жюльена, он совсем будто помешался. А ваш отец женился на Эветт, но после того уехал из поместья на север.
— А вторая дочь Анри Бернара, ты не знаешь, как её звали? — спросил Эдгар.
Впрочем, он уже и так знал ответ.
— Кажется, Мария.
Эдгар встал и подошёл к окну. Скрестил руки, глядя в темноту с россыпью светлячков в ветвях старых деревьев. Теперь странная и страшная картина прошлого его семьи стала для него понятна.
Значит, на рисунке его отца была вовсе не Мария Лафайетт, а вторая дочь Бернара — Эмили. Видимо, они были очень похожи с сестрой. Вот почему на ней было изящное платье и зонтик в руке, и выглядела она, как барышня из пансиона, а не вольноотпущенная ньора, а он-то всё гадал. Теперь понятно где отец видел её и рисовал. И он был в неё влюблён…
А Мария Лафайетт, выходит, вторая дочь Руби и, получается, она жива. Теперь всё стало понятно. Дед любил Руби, его отец любил её дочь — Эмили, а сам Эдгар теперь вот влюблён в её внучку — Летицию. И каждому из Дюранов эта любовь не принесла ничего, кроме боли и безумия. Так за что же эта Руби прокляла их всех, обрекая на такую любовь?
И может быть, если он найдёт способ избавиться от этого проклятья, то он освободится и от ночных кошмаров, и от надвигающегося сумасшествия, и от этой невыносимой любви, которая всю душу ему выворачивает.
Он горько усмехнулся.
Значит, их встреча с Летицией на рынке не была случайной. Какие-то могущественные силы столкнули их, обрекли друг на друга, и на эти мучительные безумные чувства. А теперь вот её нет, и он на стенку готов был лезть от этой мысли и, в то же время, он так до конца и не верил в это. Но рассказ Нила о том, что Руби сгинула на болотах, а Эмили застрелил его дядя, заставлял думать о том, что может это тоже злой рок, который преследует не только Дюранов? И Летиция оказалась в нём просто очередной жертвой.
