– Кто он? – задала я вопрос дня.
– Кирилл Горелов, – заявил Константин, – я прекрасно его знал, он врач, многодетный странный мужик. Я растерялся, потом осторожно в кусты подался.
– Вы просто ушли? – уточнила я.
Константин резко отодвинул от себя чашку.
– А что я мог поделать? Лес. Мы вдвоем – и труп. У мужика лопата, а у меня что из оружия есть? И вообще, не мое это дело, кто и чем в лесу занимается.
– О боже! – ахнула Алевтина и схватилась за щеки.
– Да, я тихо отполз в кусты, – сердито повторил Константин. – Смотрю, Кирилл тело в яму бросил, закопал. Потом прохрипел:
– …! Сколько сил на… потратили. Говорил, предупреждал: никаких парней до свадьбы. Нате, беременна она, все насмарку!
И ушел. Я некоторое время подождал, не хотел с ним столкнуться, потом следом пошел, увидел тропинку, она меня на опушку леса вывела. Вернулся домой утром. Через полгода вступил в права наследства, снял коттедж в Соколовке, это на другом конце Подмосковья, подальше от дома Инги забрался. Ну, вот так. То, что это был труп Вари Гореловой, сообразил, когда слова ее папаши услышал.
– Знаю, что существуют родители, которые лишают жизни своих детей, – произнесла я, – но это, как правило, алкоголики, наркоманы, садисты. Андрей говорил, что Кирилл Петрович казался прекрасным отцом. Неужели такой человек мог лишить жизни родную дочь из-за нежелательной беременности?
– Ключевое слово в вашем выступлении «казался», – хмыкнул Константин, – мы с Ингой тоже КАЗАЛИСЬ счастливой любящей парой. Большинство людей в присутствии посторонних похожи на эскимо: сладкий пломбир в шоколадной глазури. А как домой войдут – дерьмо на палке. Про Кирилла разные слухи ходили, говорили, что он жену свою в прислугу превратил, заставил ее чужих детей под опеку брать.
– Мы с ней сидели в поликлинике в очереди на прием, так она мне объяснила, что не могла родить, – вдруг сказала Аля, – постоянно лечилась в молодости, потом бросила, решила воспитывать дочек родственников. Зачем ей столько детей? И все девочки. Почему мальчика не взять? Живут трудно, каждая копейка на счету, няню-домработницу не нанять. Кормятся с огорода. Логичнее в такой ситуации взять на воспитание детей обоих полов. Девочки помогут по хозяйству, мальчики и грядки вскопают, и воды принесут. Вот и все. Больше я ничего не знаю.
– Я тоже, – буркнул Сенин.
Я встала.
– Спасибо.
– Пойду провожу вас, – засуетилась Ирина.
Алевтина одобрила ее порыв.
– Правильно, дорогая.
Мы с Ириной дошли до моей машины.
– Помогла я вам? – осведомилась родственница Невзоровой.
– Да, – кивнула я.
– Может, еще копеечку дадите? – заулыбалась Ирина.
Мне стало понятно, по какой причине она решила любезно довести меня до автомобиля, и я задала свой вопрос:
– Почему вы решили выдать мне местонахождение Сенина?
Ира нахмурилась.
– Знаете, какая хозяйка самая вредная с горничной? Та, что раньше была прислугой. Алевтина меня прямо изводит: все я неправильно делаю. Невзорова теперь барыня, а я швабра. Надоело. Да, я много слышу, все знаю. Хочу свою избушку купить, да денег никак не соберу. Вот вы сегодня мне на удачу приехали. Заплатите еще?
– Нет, – ответила я, – но если еще что-то узнаете, звоните, вы ведь знаете мой номер. Интересная информация всегда оценивается должным образом.
Глава 18
Не успела я поехать домой, как позвонил Сеня и сказал:
– Кузя бродит по Сети, собирает всякое-разное. До завтра, наверное, нароет крупную добычу. Он нашел жену Дегтярева. Загляни в почту, посмотри на дату их свадьбы. Тебе понравится.
Доехав до очередного светофора, я решила не терять времени зря, открыла послание и стала читать. Сначала меня ничто не удивило. Вокина Марина Анатольевна, москвичка, жила в Теплом Стане в однокомнатной квартире. Работала буфетчицей в вузе, дежурной по станции в метро, уборщицей, кладовщицей. Ушла на пенсию. Детей не имеет. Замужем за Дегтяревым Александром Михайловичем с…
Я уставилась на дату. Ну, нет! Это невозможно. Скорей всего, Сеня, посылая мне депешу, не на ту кнопку нажал, вот и получилась нереальная цифра.
Красный глаз светофора сменился зеленым, я поехала вперед, одновременно вызывая Собачкина.
– И как тебе это? – прозвучал на весь салон голос Семена.
– Не так страшно, как я думала, – призналась я. – Марина почти ровесница полковника. Москвичка со своим жильем, есть пенсия, наверное, где-то подрабатывает. Согласись, это намного лучше, чем юная девушка из далекого города, которая явилась покорять столицу, удивлять продюсеров красотой своего голоса и чистотой слуха. Вот такая дамочка могла бы меня встревожить. А Марина? Возможно, полковник ей на самом деле понравился, захотелось во второй половине жизни обрести семью.
– Дату их совместного похода в загс видела? – перебил меня Сеня.
Я засмеялась.
– Да. Ты ошибся.
– Ошибки нет!
Я вместо тормоза нажала на газ. Хорошо, что впереди расстилалось свободное шоссе.
– С ума сойти!
– Точно, – согласился Собачкин. – Сколько тебе до дома осталось?
Я посмотрела на навигатор.
– Десять минут.
– Приеду в Ложкино, надо поговорить с полковником. Ты пока никому ничего не говори, – посоветовал Сеня, – давай сначала им двоим келейно вопросы зададим.
– Пусть Кузя еще раз посмотрит документы, вдруг он ошибся? – попросила я.
– Вот еще, – раздался издалека голос компьютерщика, – последнюю ошибку в своей жизни я сделал в девять лет, когда на вопрос учительницы, сколько будет семью восемь, ответил – сорок восемь.
Сеня засмеялся, потом спросил:
– Дашута, ты так расстроилась, что попытка Кузи поюморить тебя не рассмешила? Семью восемь – сорок восемь! Ну! Улыбнись!
– Извини, пока не готова веселиться, – протянула я, – до встречи в Ложкине.
Закончив беседу, я пару минут пыталась понять, почему фраза семью восемь равно сорока восьми должна меня рассмешить. Дважды два четыре. Семью восемь сорок восемь
[2]. Это просто арифметика. Наверное, часть какого-то узко специального анекдота для айтишников, простому обывателю, такому как я, его не оценить. Или шуточка, понятная лишь Кузе и Сене. Давным-давно я случайно попала в компанию незнакомых людей. Уж не помню, каким ветром меня к ним занесло. В течение вечера один юноша несколько раз произнес:
– Ну, это как трундель на бумбель накрутить, айн, цвай и шпацирен битте.
