С ней много было работы, это же хроническое заболевание, десятилетиями накапливалось, ткани изменились. И методики были разные. Проходя мимо, я мог сказать: надо соленой водой носоглотку промывать, чтобы усилить дренаж. Сказал — и забыл, дальше она это сама уже делает.
И я до сих пор её отслеживаю — как она встает, как она чихает, как она сопливится. Я это все постоянно мониторю. Иногда, проходя мимо, говорю: Лена, иди сюда, дай голову подверну маленько. Или сам подойду: потерпи, я кое-что подделаю. Это мимоходом всё происходит, незаметно. А когда вы человека прямо спрашиваете, что ему конкретно делали, он вам ответит: здоровенным бревном мне давили на голову! Ну, да — и такое бывает. Кому-то качают голову, кому-то не качают. Кому-то в одной позе, кому-то в другой, кому-то на одной давилке, кому-то на другой — в зависимости от индивидуальных особенностей.
И вот тут властной рукой мастера я прерву рассказ Блюма и силою мысли перенесусь на сотню метров ближе к Гибралтару и на сутки ранее — в зал, где стоят похожие на дыбы странные «тренажеры» блюмовой конструкции. Их тут десятки. И здесь днём ранее я говорил с человеком, которому Блюм достал с того света отца.
Простая история — неизлечимая (современной медициной) болезнь Альцгеймера. Ужасная наклонная плоскость, по которой человек скользит и исчезает. Вот оттуда Блюм и достал дедушку. Говорю же, обычная история! Неизлечимых болезней не бывает — если живешь в пространстве, придуманном Блюмом…
— Отцу моему 90 лет, — рассказывал мой собеседник, олигарх из российской провинции, сидя на одном из блюмовых тренажеров. — Вот как раз отпраздновали старику юбилей — 90 лет в январе отметили, артистов пригласили, после этого всё и случилось. Он у меня ветеран, войну прошел, любит праздник 9 мая и очень ждал его, но не дождался — в конце апреля у него исчезла память. Потом он и вовсе перестал ходить, узнавать родных. Соответственно, исчезло желание мыться, следить за собой. Он начал ходить под себя, я извиняюсь…
А я на майские как раз приехал в Испанию по своим проблемам. Рассказал Евгению Иванычу про всё это. Не надеялся, что он поедет в С. Но он поехал и «завёл» отца… Знаете, когда мы вошли в комнату, папа сидел на стульчике с совершенно детским взглядом. Спрашиваю: «Папа, ты меня узнаешь?» Никакой реакции, смотрит, улыбается бессмысленной такой улыбкой. Блюм начал как-то так странно мять его, мял час. И через этот час я снова спрашиваю: «Ты меня узнаешь?» Он отвечает: «Да». Хриплым таким голосом. Спрашиваю: «Кто я?» Отвечает: «Сын».
Прошёл ещё час. Спрашиваю: «Пап, как меня зовут?» — «Сергей».
Прошёл еще час: «Пап, я тебе доктора из Испании привёз». Папа спрашивает: «А почему же он по-русски говорит?»
То есть понимаете, что произошло? Через три часа работы он «запустился», память полностью вернулась!.. Сейчас уже три года прошло с той поры.
— И как сейчас ваш отец?
— После того, как его завели, он сюда, в Испанию, прилетал два раза. Проводил здесь по два-три месяца. Здесь с ним занимаются, поддерживают в форме. Он тут гуляет, песни поёт, истории рассказывает…
Этого деда и Блюм помнит:
— Целую команду собрали для его запуска! С ним ведь постоянно надо было заниматься по три часа в день. Это же эпопея! Сколько крови из них дед выпил, когда в себя пришел, строить всех начал. Из него же сразу агрессия попёрла.
— Почему?
— Всегда так бывает. Ведь он же ушел в себя. А его вытащили наружу. И первая встречная защитная реакция — агрессия, недовольство. Плюс зашлакованность организма, надо было очищать. Сначала, когда его сюда впервые привезли, его два человека под руки держали, чтобы не рухнул. А сейчас километры наматывает…
— Слушайте, — говорю я, стараясь всё воспринимать как есть, не оглядываясь на устоявшийся застывший мир вокруг, в котором болезнь Альцгеймера неизлечима и в котором любое упоминание о вытаскивании из неё вызовет защитную реакцию со стороны медицинского сообщества — в виде агрессии. Всё человечество, вся наука не знают, как с этим альцгеймером быть. Люди просто уходят. Соскальзывают в черноту по наклонной плоскости, постепенно теряя личность. Но я сейчас нахожусь вне этого официально заледенелого мира. Я в каком-то отдельном его тёплом микропузырьке, где всё возможно. — Слушайте. Ну, скажите мне, что же всё-таки вы с ним делали? Ведь если бы я этого деда начал тискать, или любой массажист, или другой доктор, у нас бы ничего не получилось. Как же вы за два часа его «завели»? Что вы с ним делали?
— Я из себя ресурс в деда загонял, вот что я делал!.. Понимаете, если я вас несу на себе — я выполняю функцию ваших ног. Если я «качаю» деда, я выполняю функцию тех механизмов, которые должны в норме доставлять кровь в дедову голову.
— Можете на моей башке показать?
— Нет, это лучше на анатомическом атласе показывать. Там сразу видно будет, как и через какие бассейны всё это открывается и запускается. Для начала вы должны восстановить венозный отток. Потому как если нет оттока, не будет и притока. Это что касается кровеносного русла… А есть ещё спинномозговая жидкость, заполняющая желудочки, оболочки головного мозга. Необходимо восстановить в этом застоявшемся болоте дренаж и омывание тканей мозга. Затем убрать спайки в мозговых оболочках — там есть оболочка паутинная, есть твердая, мягкая… Далее нужно, поскольку человек залежавшийся, восстановить ему шею — мышечно-суставные взаимоотношения сегментов позвоночника… То есть одна задача следует за другой, и все нужно решить. Нужно активировать диафрагму, причем так запустить, чтобы когда я ушел, у него всё само продолжало работать… Ему нужно изгнать шлаки — опорожнить кишечник, потому что его пичкали едой и таблетками… Это я вам сейчас составляю буквально схему того, что нужно было делать с дедом, который лежал калачиком и никого уже не узнавал. И делать именно в такой последовательности. Можно этому научить обычного врача? Да никогда в жизни!
— Почему? Если уж инструкторов вы учите без образования…
— Да потому что инструктора учишь под данного человека. Просто показываешь, что надо делать, и всё. А врача превратить в инструктора — это надо чтобы он забыл всю пургу, которой его учили в медвузе, и сначала научился просто исполнительскому мастерству. Нужно, чтобы он думать перестал! Он ведь сразу тебе начнет: а для чего мы это делаем? а почему мы это делаем? Он иначе не сможет. И я его на хрен пошлю сразу. Умный? Пошел вон!
— К чему такая суровость? — развеселился я, хотя уже догадался, каков будет ответ.
— Потому что он у меня и у себя крадет время своими дурацкими вопросами!
— Так объясните ему!
— Не надо. Для начала просто делай. Потом сам поймешь, почувствуешь. Инструктора мои медицины не знают и просто делают, как я говорю. А потом самые талантливые из них сами начинают чувствовать и понимать кое-что. В этом и состоит восточная школа мастерства — просто делай, что сказано, и вопросов не задавай. Понимание потом само родится.
— Ладно. Допустим. Тем более что некоторые вещи объяснить или трудно, или невозможно, надо просто показывать… Но вот что конкретно вы делали с дедовой головой, чтобы он вынырнул из пустоты, чтобы машинка его мозга заработала?
