Лахлин оглянулась и увидела, что ее стальной стол закрыт красивой скатертью, а на нем стоят уже пустые контейнеры из-под еды. Пустые бутылки из-под вина были на полу, а кресло было завалено подарками.
Рэйми ничего ей не подарил, но организация этой вечеринки стала лучшим подарком, который он мог ей сделать. Все четверо Баллантайнов и их партнеры пришли на эту специальную вечеринку. Здесь были также мать Линца, Джо, и его секретарша, Эми. Все они появились в подвале вскоре после шести вечера с вином и подарками.
– Сегодня я чувствовала себя членом семьи, – призналась Лахлин, смахивая пушинку с рубашки Тайка.
– Дорогая, ты член этой семьи. Но ты этого никак не поймешь, – сказал ей Тайк. – Ты же об этом мечтала, Лахлин. А теперь ты просто должна это взять.
– Я боюсь, Тайк.
– Я знаю, Лахлин. Я тоже боялся. Я тебя понимаю. Гораздо проще быть одиноким, но это эгоизм. Наша мать была эгоисткой, Лах. Ей нравилось быть подавленной и бесполезной…
Лахлин попыталась высвободиться из его объятий.
– Не говори так. Она была больна!
– Конечно, но она могла лечиться. Ей бы помогли антидепрессанты, но она предпочла болеть. Ей было проще прятаться от мира, спать и ни о чем не думать. Она не воспитывала нас, и мы тоже стали эгоистами, Лах. Она приучила нас прятаться от жизни. – Он сжал ее пальцы. – Тебе надо попробовать, Лах.
– Я просто хотела, чтобы она любила меня, Тайк, – сказала Лахлин и расплакалась.
– Но она не любила тебя, и это была ее проблема, а не твоя. Когда ты наконец распрощаешься со своим детством, Лах? Когда ты освободишься от него? Хотя ты независимый человек, о тебе по-прежнему надо заботиться, и ты этого заслуживаешь. Баллантайны и Рэйми хотят тебя опекать.
– Тайк, ты готов идти? – позвала его Сэйдж.
– Уже иду. – Тайк обнял Лахлин и отошел в сторону.
Сэйдж послала ей воздушный поцелуй. Лахлин уставилась в глаза Рэйми и почти не заметила, как Тайк и Сэйдж ушли.
Рэйми подошел к ней и обнял ее лицо руками.
– С днем рождения, дорогая! Прости за то, что нагрубил тебе.
Она обхватила пальцами его запястья, и ее сердце замерло.
Она вздохнула.
– Спасибо за такой потрясающий день рождения. Это был лучший подарок!
Рэйми опустил руку.
– Линц попросил меня передать тебе, что через полчаса сюда придет уборщица.
– Я приберусь сама, – запротестовала Лахлин, беря контейнер с лежащим в нем кусочком пиццы. Она принялась собирать контейнеры и бумажные салфетки. Она не знала, что сказать Рэйми или как действовать. Недавно они с Рэйми орали друг на друга, и она заявила ему, что увольняет его. Но, несмотря на их ссору, он устроил для нее сюрприз.
Лахлин была тронута и озадачена.
Где ей сегодня ночевать? Она должна вернуться к Рэйми или к себе домой? Он отвезет ее на работу утром или она поедет туда на общественном транспорте?
Лахлин внезапно почувствовала себя опустошенной и ошеломленной. Ее разговор с братом о матери был кратким, но волнующим. Ей надо обдумать слова Тайка. Лахлин засунула контейнеры в мусорную корзину, подняла глаза и увидела, что Рэйми включает музыку на своем телефоне.
Едва заметная улыбка коснулась его губ.
– У нас полчаса. Потанцуй со мной.
Лахлин затаила дыхание, шагнув в его объятия.
Рэйми коснулся подбородком ее виска, медленно кружа по комнате.
– Я не купил тебе подарок, – произнес он.
– Мне не нужен подарок, Рэйми. Я провела чудесный вечер, и ты танцуешь со мной.
Рэйми крепче обнял ее и резко вздохнул.
– Я не хочу причинять тебе боль, Лах. Я не смогу дать тебе того, что тебе нужно.
Лахлин провела большим пальцем по венке на его шее и почувствовала, как Рэйми вздрогнул.
– Я еще не решила, что мне нужно, Рэйми.
Отвезешь меня домой?
Он поцеловал ее в голову.
– Конечно.
– Давай сегодня не будем думать ни о чем. Пусть все идет своим чередом.
Глава 10
– Братья нервничают.
Сэйдж сидела на одном из трех стальных столов в подвале между грудами документов Баллантайнов и фотографиями 1920-х и 1930-х годов. После импровизированной вечеринки по случаю дня рождения Лахлин десять дней назад Баллантайны и их партнеры время от времени заходили в подвал, но Сэйдж появлялась здесь почти ежедневно. Лахлин скучала, если долго ее не видела. Сэйдж была не только возлюбленной ее брата, но и быстро стала ее ближайшей подругой.
Лахлин взяла кожаный дневник и, увидев инициалы на обложке, нахмурилась.
– Как дневник вашей прабабушки от 1928 года оказался в коробке с документами 1950-х годов? – разочарованно спросила Лахлин. – Меня ужасает, что Баллантайны совсем не думают о порядке, Сэйдж!
– Ты говорила мне об этом раз двадцать. – Сэйдж откусила половину яблока. – Ты нарочно игнорируешь мои слова о братьях?
«Я пытаюсь», – подумала Лахлин.
– Никто из нас не понимает, почему ты медлишь, Лахлин. И братья хотят принять решение к концу месяца. Осталось десять дней.
– У меня есть десять дней, чтобы решить?
– Нет, у тебя осталась неделя. Нам потребуется время, чтобы рассказать бухгалтеру о своих планах. – Сэйдж наморщила нос, потому что не любила финансовую отчетность.
– Я не знаю, приму ли решение к тому времени, – сказала Лахлин, аккуратно кладя дневник рядом с остальными документами.
– Тебе придется, Лах. – Сэйдж спрыгнула со стола, придерживая живот рукой.
Дверь в подвал открылась – на пороге появился Рэйми. Лахлин взглянула на часы и увидела, что Рэйми опоздал. Она не замечала этого прежде, потому что увлеклась работой. Сэйдж похлопала Рэйми по плечу, проходя мимо него к двери.
– Уговори ее принять наше предложение, Рэйми.
Он кивнул, закрыл дверь за Сэйдж и немедленно плюхнулся в кресло в углу комнаты, словно очень устал.
– Привет.
– И тебе привет, – сказала Лахлин, стоя у стального стола и держа руку на кипе черно-белых фотографий. – Ты опоздал.
Рэйми не ответил, а только запрокинул голову и посмотрел на неокрашенный потолок. Лахлин оглядела его с головы до ног. На нем были дорогие ботинки, серые брюки, белая рубашка с открытым воротником и серая куртка. Из нагрудного кармана его рубашки выглядывал светло-синий галстук.
Поскольку Рэйми не хотел разговаривать, Лахлин снова повернулась к коробке, которую разбирала, и стала быстро сортировать документы. Она взяла пачку писем, перевязанных шелковой лентой, и вытащила одно письмо.
