Слова Рошера гремели у неё в ушах почти набатом.
— Это не может быть правдой...
— Что? Что случилось? — спросил Рикард.
Она сжала виски руками.
В тех видениях, снах из шкатулки, в них никогда не было лиц... Наверное, потому что она не касалась того, что лежит внутри. Но если её открыть, лица станут видны... Она ведь теперь знает, как её открыть!
Она схватила шкатулку, провела по ней ладонью и прошептала:
— Стриж... Стриж...Стриж…
Шкатулка засияла алым. Казалось змеи на рисунке задвигались, их кольца заскользили, сменяя одно на другое и обнажая чёткую прорезь крышки. Кэтриона открыла её дрожащими руками. На подкладке из красного бархата лежал браслет. Желтое золото перемежалось с белым, и каждое звено украшала подвеска: солнце или луна. И этот браслет и тот медальон, который ей дал Рикард, их рисунок был одинаковым.
Она смотрела на них, не в силах прикоснуться.
— Что? Что такое, Кэти? Да на тебе лица нет!
— Это ведь ашуманский храмовый символ: солнце и луна. Да? — спросила она хрипло, поднимая на него глаза, и голос совсем её не слушался.
— Да.5d4aa3
— Змеи, даштар... корабль с красными парусами. Она была из Ашумана... Что за город в пустыне, на берегу моря, с большим дворцом, пальмами, и портом, где стоят корабли с красными парусами?
— Похож на Ксирру — ашуманскую столицу.
— И змеиный яд меня всё равно бы не убил, — произнесла она горько. — Вот почему Дитамар говорил, что я на кого-то похожа... на неё... всё сходится...
Рикард смотрел, как по щекам у неё бегут слёзы.
— О чём ты? Что такое ты там увидела?!
— Не увидела, — прошептала она, — но я уже знаю, что увижу. Смотри...
Она быстро вытерла слезы и накрыла его руку ледяной ладонью, а в другой зажала медальон и браслет.
Память превратилась в дождь, падающий на сухую землю. И в Дэйе она видела такое впервые.
Её память была свежим ветром, разрывающим в клочья туман. И лучом солнца, коснувшимся земли. И земля расцветала, серая трава наливалась зеленью и на голых узловатых ветвях деревьев лопнули розовые бутоны...
Лица проступили отчетливо, и разрозненные осколки собрались в одну яркую картину...
Ашуманский корабль прибывает в Рокну. Матросы споро сворачивают красные паруса. На пирс спускается мужчина. Тёмный загар, борода, большая кожаная сумка со свитками. Это Карриган. Джарт Туров.
А чуть поодаль держится молодая женщина. Длинная красная юбка, широкий пояс с медальонами и амулетами, черные волосы собраны вверх, и их поддерживает тюрбан-повязка с брошью посредине. В одной руке мешок, а другой она держит за руку маленькую девочку.
— Будешь жить у одного торговца, здесь в Рокне, я заплачу ему, — говорит Карриган ей, — а дальше заработаешь на жизнь гаданьем и приворотами, или чем ты там еще занимаешься. Это всё, чем я могу тебе помочь.
— Спасибо. Я не останусь в долгу. Вот увидишь.
Карриган машет кучеру и говорит, куда их отвезти.
— Что это за город, мама? — спрашивает девочка.
— Это Рокна, Кэтриона, теперь мы будем здесь жить.
Её память вернулась к ней, раскрылась веером воспоминаний...
Красивый город среди пустыни, райские птицы, сады... Тетя Эшайя, дедушка Ассим... Её безмятежное детство...
А потом она впервые теряет всех, кого любила... Бегство среди ночи и путешествие на ашуманском корабле.
Рокна, шумная и веселая, как торговка пряностями на базаре Ксирры, юбка которой испачкана пылью, корицей и перцем... Их убогое жилище, мама, оглядывается каждый раз, не узнал ли её кто, медяки за корзину с мидиями...
Босые ступни касаются мостовой... Лодки, поскрипывая уключинами, скользят по каналам Нижнего города, и она бежит под мост, чтобы танцевать вайху... Дети Хромого Брайзза и калеки, жадно ловящие губами капли её огня...
А потом приходят белые плащи, их дом горит, и она снова теряет всё...
Ночь в Обители. Её клятва самой себе научиться драться и стрелять. Бертран. И снова ночное бегство... И память об этом спрятанная в медальон на шее.
Разомлевшая под солнцем Таласса. Красная глина и виноградники до горизонта. Большой белый дом на холме. И новая семья...
Рикард — её надежный спутник и друг. И, кажется, что кусочек счастливого детства снова вернулся в её жизнь...
И опять белые плащи, и опять её дом горит, и она ещё раз теряет всех, кого любит...
Её увозят в Рокну. Запирают в каком-то доме. А ночью дом вспыхивает, как свечка... Но это уже не белые плащи, это она поджигает его... И, выбравшись в суматохе, скрывается в лабиринте улочек Рыбацкого квартала...
Кэтриона открыла глаза, чувствуя на щеках мокрые дорожки слёз, а Рикард сжимал её руки и молчал. И она молчала, пытаясь осмыслить увиденное.
— Иди ко мне, — он обнял её и прижал к себе, погладив по волосам. — Так ты — дочь королевы… Невероятно… — прошептал он тихо, и добавил: — Мне кажется, я слышу, как боги смеются над всеми нами...
Эпилог
Альбукер поправил войлочную шляпу и прищурился, разглядывая двух всадников, въехавших во двор.
Барда он узнал сразу, да и тот приветствовал его радостным ржанием, потянувшись губами к руке старого таврака. Он погладил коня и произнес, как ни в чем не бывало:
— Явился, гляжу. Живой. Да ещё и с гостями.
— И я рад тебя видеть, — Рикард соскочил с коня и, приобняв Альбукера, похлопал его по плечу.
Тот приподнял чуть-чуть войлочную шляпу в сторону Кэтрионы и буркнул:
— Приветствую, миледи.
Она ему улыбнулась, поздоровалась, приложив руку к сердцу, и отдала поводья.
— Его зовут, Дружок, если что, — сказал Рикард, кивая в сторону рыжей гривы.
— Моего Грома обозвать Дружком? Владычица степей! — поцокал языком Альбукер, уводя лошадей.
В доме было тихо и пахло табаком. Рикард бросил у порога вещи и отвел Кэтриону в комнату наверх.
— Сейчас поедим чего-нибудь... таврачьего, — усмехнулся он, — но не бойся, Альбукер хорошо готовит.
— Мне нужно съездить в одно место, — произнесла Кэтриона, разглядывая улицу в окно.
— Куда?
— Последний кусочек мозаики, — она указала рукой на медальон на его шее, — моя часть медальона. Луна. Когда я сожгла тот дом и сбежала от рыцарей, то спрятала его в тайнике под мостом, чтобы никто его у меня не отнял. Думаю, он всё ещё там. И я хочу его забрать.
