Кэтрионе больно. Так больно, что она едва может дышать, она отпускает это воспоминание и продолжает идти.
Ещё немного.
Мужчина и женщина с девочкой исчезают. А она погружается глубже в прошлое.
Воспоминания похожи на колодец. Иногда она в него смотрит, иногда падает. Иногда тонет. Но эти воспоминания, похожи на бездну.
И она шагнула в неё слишком поспешно. Не подумав.
Чернота растеклась вокруг вязким маслом, обволакивая её ноги, задрожала и внезапно вспыхнула.
Огонь не просто горел. Бушевал. Ревел и рвался в небо. Он был так силен, каким не бывает даже ирдионское пламя.
В нем корчились деревья, огненные змеи извивались в траве, и в клубах дыма снопы искр взметались в ночное небо, затмевая собой звезды.
Крики оглушали...
Казалось, весь мир кричал: люди, деревья, звери ...
Паника...
Кто-то метался в темноте...
— Не плачь, тише, девочка моя, тише, Кайя...
Шёпот.
— Спрячь её в деревне, у Нанет... Я задержу его... Возьми это! Скажешь ему, чтобы спрятал мою девочку...
Воронка. Чёрный вихрь, пронизанный золотыми искрами, растет из земли, ширится, и в нём проступают очертания Зверя.
Не смотри на него, Кэтриона! Тварям нельзя смотреть в глаза!
Но слишком поздно.
Черная вытянутая морда, острые кинжалы зубов, когти, и крылья, распахиваясь, прорастают сквозь пламя. А глазах у него — живой огонь.
Рядом с ним женщина. Тёмные волосы разметались по плечам, голубое платье, а поверх широкий пояс, украшенный кольцами и амулетами.
— Отдай мне камень, — она протягивает руку.
Но лица не видно.
— Нет!
Прямо напротив Зверя стоит хрупкая женщина, раскинув руки, и её лицо Кэтриона видит. Эта женщина — сама суть этого места. Проводник. Хранительница древа. И это то самое лицо, девушки из Броха, дочери генерала Альбы. Одно и то же лицо.
Это её мать.
— Нет... Нет! Не делай этого! — шепчет Кэтриона, протягивая руку.
Она знает — Зверь её убьет.
У женщины в голубом платье печать, вот как Зверь вышел через Врата. И пока печать у неё в руках, пока Врата открыты — его не победить.
Прошлое изменить нельзя, и ей нельзя помочь. Нельзя остановить всё это, но Кэтриона всё равно кричит:
— Нет!
Но не может сдвинуться с места, ноги увязли в чёрной смоле. Вокруг неё пляшет смертоносный огонь схватки. И она знает, чем всё закончится.
Ей нужно уходить. Немедленно. Врата всё ещё открыты. До сих пор. Это место и правда проклято!
Но она, как пчела, увязшая в меду.
Не нужно смотреть! Разорви связь с этим местом!
Она собирает все силы, чтобы отделить себя от этих воспоминаний...
Огонь бледнеет, будто подернутый пеленой тумана, опадает, теряя свои красные лепестки, глохнет плач умирающих деревьев, и крики растворяются вдали...
Кэтриона с трудом вырывает ноги из липкой смолы и оборачивается.
Он стоит прямо перед ней.
Даурус. Огромный крылатый волк с лапами ящерицы. Острая морда, чёрная шерсть и пасть, полная блестящих клыков. Когти-лезвия на лапах, покрытых чешуёй. И глаза, полные живого огня.
Она слишком долго пробыла здесь. Слишком долго смотрела на этот огонь. Она видела его и смотрела ему в глаза.
А теперь он пришел за ней.
Миеле-заступница!
Кэтриона рухнула на землю, рассыпалась на части и взвилась вверх ласточкой. И никогда её полет в Дэйе не был таким стремительным, как в этот раз. Она жалась к земле, мчалась меж мертвых дубов и их корявых узловатых ветвей-рук с растопыренными пальцами сучьев, почти скользя по длинной траве, похожей на нити пепла, ныряя то вверх, то вниз, но он не отставал. Летел чуть выше, и она слышала, как щелкает его пасть, полная острых клыков, мелькают когти-лезвия, пытаясь сбить в полёте маленькую чёрную птичку. И по сумрачным полям разносится дикий рёв голодного зверя.
Её гнало безумие и страх, и осознание того, что выбраться отсюда она уже не сможет. Не успеет. Она зашла далеко, и ей просто не хватит времени и сил.
Колодец слишком глубок. Не колодец — бездна...
Зверь слишком силен, и это его территория.
А она была слишком самонадеянна.
Ветви цепляются за крылья, и она теряет счет времени, а силы совсем на исходе...
Ей не хватает воздуха. Потому что в Дэйе он недвижим, он горячий, влажный и похож на густую паутину, прилипающую к крыльям. Ей бы совсем немного, всего один восходящий поток, чуть-чуть ветра, который вынесет её на поверхность...
Дыхание Зверя совсем близко, и оно опаляет. Внутри у неё разгорается пламя, и она видит, как с перьев на крыльях срывается каплями кровь и превращается в жидкий огонь. Ей жарко, невыносимо жарко, лицо пылает, и лёгкие рвутся с хрипом. Она задыхается.
Сейчас она просто сгорит...
— Кэтриона! Очнись!
Голос приходит издалека. И это голос ветра.
— Очнись! Слышишь!
Ветер хлещет её по щекам, и он такой живительно прохладный...
— Кэтриона! Мать твою, очнись же! Очнись!
...ветер льется откуда-то сверху, и из последних сил она взмывает за ним и вливается в восходящий поток. Это он хлещет её по щекам, и она ловит его ртом, вдыхая глубже и глубже. Крылья наливаются новой силой и новым огнем. Совсем другим огнем. Неведомым ей прежде. Живительным и лёгким, и крылья поднимают её над серым лесом.
Сумрачные небеса Дэйи несутся ей навстречу, дымка тает, разрывается в клочья, и она выныривает на поверхность. Сзади долетает разочарованный яростный рев, и в самый последний момент, когда она уже не там, но ещё и не здесь, отчаянный рывок Зверя, и его коготь, самый длинный из всех, успевает зацепить её крыло и пройтись по нему лезвием.
Кэтриона с криком открыла глаза.
Она лежала на земле, на влажной листве среди развалин, и Рикард сидел рядом, обхватив её руками, тряс за плечи, и ее голова болталась из стороны в сторону. И щёки горели, и даже губы, и, казалось, что на них кровь...
