Аромат её духов и кожи такой сильный и так близко, разбил щиты вдребезги, опьянил и заставил сделать то, чего он так хотел и боялся. Поцеловать её по-настоящему. Неспешно, касаясь пальцами кожи. Шепча её имя. Губы у неё были такие нежные, что голова шла кругом. И она встрепенулась, подалась ему навстречу, вцепившись пальцами в плечи, удерживая его, и ответила на поцелуй. Ловила его дыхание и пила его...
И он уже не мог её отпустить, прижимая к себе и чувствуя, как это поцелуй проносится в душе горным селем, смывая за собой последние остатки рассудка...
Щиты упали.
Он чувствовал её. Её настоящую.
Она была огненным вихрем. А он — ветром, раздувающим огонь. Она — нагретым солнцем песком, а он — морским бризом. И они сливались в тёплый воздух цветущих полей. В игру солнечных бликов среди трепещущих листьев берез. В алую полосу заката. Огонь и ветер.
Лето. Она — само лето. Тепло в его руках.
Жар уходил. А её тепло не отпускало Рикарда. Он не мог оторваться и целовал её уже не потому, что ей нужно было дать немного силы, а потому что очень этого хотел.
Боги! Боги! Он, кажется, сходит с ума!
Это снова наваждение...
Воспоминания рванулись навстречу, разбуженные её ароматом, её теплом и этими ощущениями.
Он выходит из конюшни, где отец только что говорил с ним как мужчина с мужчиной.
— Ты должен быть снисходительнее к ней. Ты же понимаешь? Она девочка. Она младше. А ты уже мужчина. И она сирота.
— Отец! Я не понимаю!
— Ты должен присматривать за ней и не позволять ей играть в опасные игры. Нельзя давать ей огниво!
— Я и не давал!
— Ну кто-то же из вас поджег камыш возле пруда? Если не ты, значит она, — отец рассматривает седло на Барде. — А кто дал ей огниво? Рикард, нехорошо обманывать отца!
— Хорошо, отец, я понял. Этого больше не повторится...
— Почистишь за это Барда, когда я вернусь. Ты наказан.
Проще согласиться. Взять вину на себя. Ведь ему всё равно никогда не верят. В который раз он виноват в том, что она что-то натворила! Он зол. Он очень зол и, наверное, он отстегает сейчас сестру полотенцем. Этому демону в юбке давно пора задать хорошую трепку. Зачем она вообще появилась в его жизни?
А она стоит поодаль у летней беседки, увитой виноградом, вытянувшись, как струна, сложив руки, как и подобает хорошо воспитанной леди, и терпеливо ждет, пока отец поговорит с ним.
Он проходит мимо, не глядя на неё.
— Рикард! Подожди! — она идет за ним с выражением притворной покорности и раскаянья на лице.
— Отстань от меня! Я не говорю с тобой больше! Из-за тебя меня снова накажут!
— Так тебе и надо! Будешь держать обещания! — восклицает она. — Ты обещал научить меня бросать нож!
— За это меня тем более накажут! И ты сама не держишь обещаний! Ты обещала не играть с огнивом! Зачем ты вообще его взяла? — он шагает быстро, не оборачиваясь.
— Я и не играла. И не брала его. Камыш сам загорелся.
— Да у тебя в руках всё время всё горит! Я больше не буду тебя защищать! Ты ещё врёшь мне!
— Я не вру! – восклицает она яростно и топает ногой.
Она некоторое время идет за ним молча, стараясь приноровиться к его быстрому шагу.
— А ты знаешь, что на южном склоне в старом винном погребе потолок провалился? — произносит она, как будто невзначай. — И я слышала, как Адриан говорил конюху, что там чьи-то кости нашли...
— Кости? — Рикард замедляет шаг. — Человеческие?
— Ага, — произносит она довольная произведённым эффектом и добавляет торжественным полушепотом, - и череп!
Он останавливается. Оборачивается. Сестра смотрит на него невинно и кротко, и спрашивает:
— Пойдем, посмотрим?
И он понимает, что вот сейчас она снова втянет его в дурацкую историю, но... череп! Череп, пожалуй, стоит того.
А она, видя, как он колеблется, добавляет:
— Возьмем лошадь, ты огниво, а свечи с кухни я уже прихватила.
— Лошадь? А если отец узнает?
— Он сейчас едет к милорду Текла, а мы по-быстрому! Мы же только посмотрим... И он же сам велел тебе почистить Барда.
Тогда всё закончилось плохо. Трещина пошла дальше по прогнившим на потолке балкам, и его сестра провалилась в тёмное брюхо подземелья. И от склона холма откололся кусок рыжей глины и сполз в реку, завалив вход и едва не утащив её за собой.
Рикард звал на помощь. Стегал коня и мчался в поместье Текла, которое было ближе к проклятому холму. Он помнит, как сам копал руками рыжую глину, и люди Текла тоже, как отец кричал на него, а он проклинал сам себя...
Её спасли.
А Рикард нашел в глине первый золотой слиток.
Он тряхнул головой.
Это наваждение! И до сих пор ему все ещё было больно. Так больно, словно острое лезвие рассекло не её руку, а его сердце.
— Рикард!
Она ведьма! Это точно. Она играет им, как хочет, делая отражения. И ничем хорошим это точно не закончится. Нужно поскорее добраться в Таршан и расстаться с ней.
— Рикард!
Её рука легла ему на плечо. Он очнулся от раздумий, лес уже поредел, и они почти доехали до постоялого двора.
Кэтриона приложила палец к губам и кивнула в сторону от дороги. Рикард, не раздумывая, повернул коня. Они спустились ниже по склону.
— Что? — спросил он шепотом.
Кэтриона спрыгнула с лошади и махнула ему рукой следовать за ним. Они взобрались назад на поросший кустарником склон и затаились.
Что? — переспросил Рикард.
— Что-то...
Она покрутила в воздухе рукой.
Но ждать пришлось недолго. По узкой дороге, превратившейся от времени почти в тропу, от постоялого двора в сторону Чёрной Пади гуськом проскакал отряд из дюжины человек.
Псы.
Глава 12. Мы те, кто мы есть
— Слава Богам, эти недоумки затоптали наши обратные следы! — выдохнула Кэтриона, когда отряд скрылся из виду.
— Миледи может объяснит мне, что это за хрень собачья? — Рикард прошептал ей прямо в ухо.
Он был зол. Очень зол!
— Может, милорд объяснит мне, что он имеет ввиду? — она повернулась.
