Он бы подрался с ним... если бы это решило проблему.
Какую проблему?
Проблема была в том, что его непреодолимо тянуло к этой женщине, и всё вокруг, что вставало между ними, раздражало очень сильно. А больше всего раздражала её внезапная отстраненность и холодность.
В какой момент он стал нуждаться в ней так остро и сильно?
Утром Рикард подошел, чтобы помочь ей сесть на лошадь, на что она только усмехнулась и спросила:
— С чего бы это? Раньше милорд не был таким любезным.
И он заметил, что, когда они хотели оказаться друг от друга на расстоянии, они всегда переходили на «милорд» и «миледи».
— А с того, что для леди, разбирающейся в камнях, да ещё и племянницы ювелира, ты как-то уж слишком лихо вскакиваешь на лошадь. Не думаешь, что это вызовет подозрения? И если я играю роль пса, то помогать тебе было бы вполне... приемлемо. Да и лаарцы должны поверить в этот маскарад.
— Об этом мы, кстати, ещё не говорили, — прищурилась она.
— О чём?
— С чего это ты вдруг решил нарядиться зафаринским псом? Чем тебя не устроило твое обычное обличье? От кого ты прячешься, Рикард Адаланс?
— А чем тебя не устроило твоё? Или твой вопрос — это тот самый вопрос, который ты приберегла напоследок после нашей игры? — их разделяло не больше локтя, и в утреннем сумраке её глаза казались совсем черными.
— Нет, это не тот вопрос. Но, может, ты и так ответишь, не торгуясь? — она положила руку на седло.
— Только если ты ответишь, на мой вопрос... только честно, разумеется.
Она отвела взгляд, смотрела на зыбкую гладь озера, над которой туман распластался меховой накидкой, а поверх него небо уже розовело рассветом.
— Ну... мне нужно, чтобы Ибексы не попытались меня надуть. Зная, что я ювелир, они не будут пытаться меня провести.
Она опять ему лжет!
— Милая ложь, радость моя.
— Почему же? — острый взгляд искоса, словно клинок.
— Потому что если ты ничего не понимаешь в камнях, то надень ты на себя хоть корону в алмазах, Ибексы тебя раскусят ещё до того, как ты скажешь первое слово. И ты это знаешь. Ты умная, Кэтриона. Но почему-то считаешь, что я поверю в такой глупый ответ. Считаешь меня дураком? Тоже вряд ли. Надеешься, что я сделаю вид, что поверил? Но я догадываюсь почему ты так делаешь. Ты не хочешь, чтобы Ибексы поняли, кто ты на самом деле. И это тот самый вопрос, который не дает мне покоя с первого дня нашей встречи, — он вдруг накрыл её руку, лежавшую на седле, своей ладонью, — а кто ты на самом деле, Кэтриона?
Ему нужно знать!
Эти отражения... Эти сходства. Совпадения. Слишком много совпадений.
Ему кажется, он сходит с ума. А её ложь и её правду уже невозможно отличить друг от друга.
Она отшатнулась резко, усмехнулась как-то зло и руку выдернула так поспешно, что даже конь заволновался.
— Не нужно мне помогать! Придумай лучше легенду для себя, ту, в которую я поверю!
И вот теперь она старалась держаться от него подальше.
И Дуарх его побери, если она не делала этого специально! Как-то сразу за это утро она вдруг подружилась со всеми айяаррами, хвалила Таршан, их оружие, их лошадей, одежду, нравы и вообще восторгалась всем, на что только падал её взгляд. Когда они пересекли перевал и стали спускаться в долину, она ехала в окружении этих недавно ещё молчаливых мужчин, и весело смеялась над их шутками. А он замыкал отряд и готов был перебить всех айяарров по одному.
Да с чего он вдруг так разозлился?
Ему хотелось с ней поговорить, но будь он проклят, если станет навязываться.
Она подошла только после полудня, когда они расположились на обед среди остроконечных сизых елей на поляне у ручья. Рикард сидел на поваленном стволе, вырезая из можжевеловой ветки фигурку ладьи, а Кэтриона приблизилась медленно, стала поодаль, держа в руках деревянный кубок, и сказала:
— Ты какой-то молчаливый сегодня.
— Был бы повод говорить. Не о таршанской же архитектуре и лошадях.
Она прищурилась.
— Ты как будто зол на меня? Если это из-за того, что я сказала вчера — извини.
— Вчера?
— Да, насчет твоего сна… я не хотела тебя обидеть.
— Ты и не обидела. У каждого из нас свои плохие сны.
— Ну, может, из-за того, что я сказала утром?
Он поднял взгляд.
— Дело твоё, хоть мы и договорились о доверии... вроде как. Но ты, конечно, не обязана рассказывать мне всё.
— И ты как будто обиделся? — она прищурилась, лукаво посмотрела на него, склонив голову на бок.
— А ты как будто пришла мириться? — усмехнулся он в ответ.
— А мы, как будто, ссорились? Я вина тебе принесла, у Нэйдара с собой ещё много, и вино, вроде, неплохое, — она протянула ему кубок и снова шагнула назад.
Словно это расстояние было необходимо...
— Почему ты так смотришь? — спросила удивленно.
Почему он так смотрит? Демоны Ашша!
Он сидит на берегу пруда на скамье под старой ивой, вырезая из полых камышовых трубок рамку для змея.
Сестра подходит неслышно. Стоит за спиной и смотрит за его работой. Но он видит её тень.
— Не дыши мне в затылок, я всё равно не буду с тобой разговаривать, — он аккуратно ведет лезвие, и камышовая трубка распадается пополам.
— На обиженных воду возят, — говорит она мило-безразличным тоном, как будто и не ему вовсе.
— А я и не обиделся.
— Не ври. Я знаю.
Он не отвечает. Это же бесполезно. Она всё равно будет права.
Но его сестра не выносит, когда кто-то на неё обижен, и она не выносит, когда её пытаются игнорировать.
— Ладно. Можешь не разговаривать, — отвечает она и садится напротив него, довольно близко, прямо на траву — её вообще мало заботит чистота её платья.
Достает из атласной сумочки коробку от мятных конфет, которые отец иногда привозит ей в подарок из Рокны. Как ни в чем не бывало, кладет её между ними и медленно открывает крышку.
Жук-олень. Огромный. Красно-коричневый, с гигантскими челюстями, и панцирем таким блестящим, словно покрытым свежим лаком, сидит внутри на подстилке из сухой травы. Как он только в коробку уместился?!
Рикард невольно разглядывает его, отложив нож и трубки — жесткие крылья, огромные челюсти, жук медленно шевелит лапами, пытаясь забраться на высокие стенки коробки.
