Она глубоко вдохнула аромат сгоревших пряников. Мир стал яркой лампой света, удвоившейся в размерах – распухшей, деформированной, заполнившей весь обзор, растущей до граней невидимого…
…бум.
Страна Рождества
7–9 июля
Шоссе Святого Николаса
Севернее Колумбуса Вейн на миг закрыл глаза, а когда открыл их, то в ночи над его головой спала рождественская луна, а с каждой стороны шоссе толпились снеговики, которые поворачивали головы и смотрели на проезжавшую машину.
Перед ними возвышались горы – чудовищная стена из черных камней в забытом углу мира. Их пики выглядели такими высокими, что, казалось, сама луна могла зацепиться за них.
В складке чуть ниже самой верхней части огромной горы сияла горсть огней. Она блистала во тьме, видимая на сотни миль – огромная, сияющая рождественская игрушка. Ее вид вызывал возбуждение. Вейн едва мог усидеть на месте. Это была чаша огня! Совок горящих углей! Она пульсировала, и Вейн вибрировал вместе с ней.
Мистер Мэнкс вальяжно держал руль одной рукой. Дорога выглядела прямой, словно ее рисовали по линейке. Радио было включено, и хор мальчиков пел «О, придите все верные». В сердце Вейна родился ответ на их веселое приглашение: Мы уже в пути. Мы едем быстро, как можем. Сохраните для нас маленькое Рождество.
Снеговики стояли кучами – семьями, – и ветер, поднятый машиной, раскачивал их полосатые шарфы. Снеговики-отцы и снежные бабы-матери с их снежными детьми и внуками. Куда ни глянь, везде виднелись заостренные шляпы, курительные трубки из кукурузных початков и носы из морковок. Они махали изогнутыми тростями и салютовали мистеру Мэнксу, Вейну и NOS4A2, когда те проезжали мимо. Черные угольки их глаз блестели ярче звезд и были темнее, чем ночь. Одна снежная собака держала кость во рту. А любвеобильный снежный папаша поднимал над головой ветвь омелы, пока снежная мамаша целовала его круглую белую щеку. Неподалеку снежная девочка стояла между двух обезглавленных родителей и держала в руках окровавленный топор. Вейн засмеялся и захлопал в ладоши. Живые снеговики были самой восхитительной вещью, которую он видел. Какие глупости они иногда совершали!
– Что ты хочешь сделать в первую очередь, когда мы доберемся туда? – спросил мистер Мэнкс из мрака, царившего на переднем сиденье. – Когда мы приедем в Страну Рождества?
Возможности были такими будоражащими, что мальчик не мог расставить их по порядку.
– Я собираюсь в карамельную пещеру, чтобы посмотреть там на Гнусного снеговика. Нет! Я сначала прокачусь на санях Санты и спасу его от облачных пиратов!
– Хороший план! – похвалил его Мэнкс. – Значит, сначала аттракционы. Игры потом!
– Какие игры?
– У детей есть игра, называемая «ножницы за бродягу». Это лучшее времяпрепровождение, которое только возможно! А взять, к примеру, посох слепого. Сынок, ты не имел забав в своей жизни, если не играл в посох слепого с реально активными детьми. Эй, погоди! Посмотри направо! Там снежный лев кусает голову снежной овцы!
Вейн повернулся, чтобы посмотреть в правое окно, но на его пути оказалась мертвая бабушка.
Она была такой же, какой он видел ее прошлый раз – чуть поярче, чем заднее сиденье; как снег при лунном свете. Ее глаза закрывали пятидесятицентовики. Монеты таинственно светились и мерцали. Она посылала ему полдоллара на день рождения, но никогда не приезжала сама – говорила, что ей не нравилось летать в самолетах.
– Небо ложное это, – сказала Линда Макквин. – Тоже и одно не забава и Любовь. Наперед задом идти пытаешься не ты. Сражаться пытаешься не ты.
– Что ты имеешь в виду, называя небо ложным? – спросил Вейн.
Она указала на окно, и Вейн, выгнув шею, посмотрел наверх. Секунду назад в небе кружил снег. Теперь оно было наполнено статикой – миллиардами крохотных частичек черного, серого и белого света. Они яростно гудели над горами. Нервные окончания за глазными яблоками Вейна начали пульсировать при виде этого зрелища. Частички не были яркими – наоборот, даже довольно тусклыми, – но они находились в яростном движении и это затрудняло наблюдение за ними. Он отшатнулся, закрыл глаза и отодвинулся от окна. Его бабушка посмотрела на него. Монеты, закрывавшие глаза, блеснули.
– Если бы ты хотела играть со мной в игры, то лучше бы приезжала ко мне в Колорадо, – сказал Вейн. – Мы могли бы произносить слова задом наперед, сколько бы ты захотела. Но когда ты была живой, мы вообще не общались нормально. Я не понимаю, почему ты решила говорить со мной теперь.
– С кем ты разговариваешь, Вейн? – спросил Мэнкс.
– Ни с кем, – ответил мальчик.
Потянувшись мимо Линды Макквин, он открыл дверь и вытолкал ее наружу.
Она ничего не весила. Легче было вытолкать коробку спичек. Она выпала из машины, ударилась об асфальт с сухим стуком и рассыпалась, огласив пространство музыкальными бьющимися звуками. Вейн дернулся во сне и пробудился в другом штате…
Индиана
Он повернул голову и посмотрел в заднее окно. Бутылка ударилась о дорогу. Стекло разбилось об асфальт. Осколки звякнули и покатились. Это Мэнкс бросил бутылку на шоссе. Вейн уже пару раз наблюдал за подобным действием. Похоже, его попутчика не интересовала переработка отходов.
Когда мальчик сел прямо, протирая кулаками глаза, снеговики исчезли. Как и горы, спящая луна и горящая гемма Страны Рождества.
Перед ним виднелись высокие зеленые початки кукурузы, а чуть в стороне располагался дешевый бар с яркой вывеской, изображавшей блондинку высотой в трицать футов. На ней были ковбойские ботинки и короткая юбка. Когда вывеска мигала, девушка взбрыкивала ногой, откидывала голову назад, закрывала глаза и целовала темноту.
Мэнкс посмотрел на него в зеркало заднего вида. Вейн покраснел и почувствовал глупое смущение. Возможно, поэтому его не испугал здоровый и юный вид спутника.
Снятая шляпа демонстрировала лысый череп, но его скальп был гладким и розовым, а не белым и пятнистым. Еще вчера он напоминал собой глобус, изображавший карту затерянных континентов, которые ни один человек в здравом уме не захотел бы посещать: Остров саркомы, Пятно Северной почки. Глаза Мэнкса выглядывали из-под острых изогнутых бровей цвета инея. Вейн не видел, чтобы он мигал хотя бы раз за все время, которое они были вместе. Насколько он знал, эта особь не имела век.
Вчерашним утром он выглядел, как ходячий труп. Теперь же Мэнкс казался мужчиной шестидесяти лет, подвижным и здоровым. В его глазах застыла алчная глупость – жадность птицы, увидевшей падаль на дороге и прикидывающей, сможет ли она добыть себе кусок-другой, не будучи раздавленной.
– Вы меня едите? – спросил Вейн.
Мэнкс рассмеялся. Смех походил на грубое карканье. Он даже выглядел, как ворона.
– Я не откусил от тебя ни кусочка, – ответил старик. – Разве я напоминаю такого человека? Вряд ли в тебе много мяса. А то, что имеется, уже начинает попахивать. Кроме того, я храню место для фри из сладкого картофеля.
