Вся страна вела поиски старика и ребенка в антикварном «Роллс-Ройсе» «Призраке», но ни один человек не смотрел наружу и не замечал их машины. Вейн не был удивлен. Он теперь знал, что автомобиль может быть увиденным, но не замеченным. Это как канал на телевизоре, показывающий статику… каждый пропускает его. Мэнкс припарковался спереди – носом в главную витрину, – но Вейн не попытался закричать или заколотить руками в стекло.
– Никуда не уходи, – сказал Мэнкс и подмигнул Вейну, прежде чем выбраться из машины.
Мальчик видел через ветровое стекло всю закусочную. Он наблюдал, как Мэнкс шел через толпу, собравшуюся у передней стойки. Телевизор над баром показывал гоночный трек и машины, которые носились по кругу. Затем появился президент на подиуме, махающий пальцем. Потом возникла блондинка, говорившая в микрофон. Она стояла перед озером.
Вейн нахмурился. Озеро выглядело знакомым. Картинка скакнула, и внезапно мальчик увидел их арендованный дом на Уиннипесоки. Вдоль дороги спереди стояли полицейские машины. В баре Мэнкс тоже смотрел телевизор. Его голова отклонилась назад, чтобы лучше видеть.
Картинка изменилась, и Вейн увидел мать, выезжавшую из каретного сарая на «Триумфе». Она не надела шлем. Ее волосы хлестали по плечам. Она мчалась прямо на камеру. Оператор не успел вовремя уйти с дороги. Проезжая мимо, его мать задела парня по касательной. Падающая камера дала крутящийся вид неба, травы и гравия, а затем ударилась о землю.
Чарли Мэнкс быстро вышел из бара, сел за руль, и NOS4A2 скользнул обратно на дорогу.
Глаза Мэнкса застилала пленка. Уголки рта собрались в жесткую недовольную гримасу.
– Я так понял, что мы не поедим фри из сладкого картофеля, – сказал Вейн.
Если Чарли Мэнкс и слышал его, то не пожелал подать виду.
Дом сна
Она не чувствовала ушибов. Ей не было больно. Вик знала, что боль придет позже.
И ей не казалось, что она проснулась – что был какой-то миг восхождения к сознанию. Вместо этого ее различные части начали медленно подстраиваться друг к другу. Это было долго и медленно, напоминая починку «Триумфа».
Она вспомнила о «Триумфе» раньше, чем о собственном имени.
Где-то зазвонил телефон. Она услышала прерывистый старомодный треск молоточка по звонку – раз, два, три, четыре. Звук призывал ее обратно в мир, но он прекратился к тому времени, когда она поняла, что очнулась.
Одна ее щека казалась влажной и прохладной. Вик лежала на животе – на полу, – повернув голову набок. Щека находилась в луже. Губы были сухими и потрескавшимися. Она не помнила, когда стала испытывать такую жажду. Вик попробовала воду на вкус. Песок и цемент. Но лужа была прохладной и хорошей. Она облизала губы, пытаясь смочить их.
Неподалеку от ее лица лежал ботинок. Она видела черную резину, задравшуюся на пятке, и развязавшийся шнурок. Вик видела этот ботинок снятым и надетым. Она видела его давно, забывая о нем каждый раз, когда закрывала глаза.
Она не могла сказать, где находилась сейчас. Предполагалось, что она встанет и найдет путь отсюда. Вик подумала, что при такой попытке аккуратно собранные моменты реальности рухнут в блестящий порошок хаоса. Но она не видела способа обойти этот вариант. Вик чувствовала, что никто не придет ее проведать.
Она попала в аварию. На мотоцикле? Нет. Ее привели в подвал. Вик видела бетонные стены с отслаивающейся штукатуркой, под которой угадывался камень. Она чувствовала слабый запах подвала, частично смешанный с другими миазмами: сильное зловоние сожженного металла и дуновение фекальных масс, словно из открытой уборной.
Она поместила руки под себя и, оттолкнувшись вверх, встала на колени.
Это оказалось не так плохо, как она ожидала. Вик ощущала боль в суставах, в затылке, в ягодицах, но они походили на недомогания, вызванные простудой, а не сломанными костями.
Когда она увидела его тело, память вернулась к ней одним куском. Она вспомнила свое бегство с озера Уиннипесоки, мост, обрушенную церковь, человека по имени Бинг, который пытался усыпить ее газом, а затем изнасиловать.
Человек в противогазе состоял из двух кусков, соединенных одной толстой кишкой. Верхняя его половина находилась в коридоре. Ноги были внутри двери. Ботинки почти касались Вик.
Металлический баллон СЕВОФЛЮРАНа разлетелся вдребезги. Но Бинг все еще держал регулятор давления, который крепился наверху цилиндра. К нему присоединялась небольшая часть баллона – похожий на шлем купол с изогнутыми полосками металла. От Бинга пахло, как от сломанного септического бака, – возможно, потому, что внутри него и находился разрушенный септический бак. Ее тошнило от запаха его внутренностей.
Комната выглядела асимметричной и криво выгнутой. Вик чувствовала головокружение, словно слишком быстро поднялась с пола. Кровать была перевернута, поэтому она видела ее низ, пружины и ножки. Раковина оторвалась от стены, повиснув под углом в сорок пять градусов. Ее поддерживали две трубы, сорвавшиеся с муфт. Вода вытекала из лопнувшего соединения и разливалась на полу. Вик подумала, что если бы проспала чуть больше, то могла бы утонуть в собравшейся жидкости.
Ей потребовалось усилие, чтобы подняться на ноги. Левая нога не хотела сгибаться, а когда все-таки гнулась, она чувствовала вспышку боли такой силы, что резко выдыхала сквозь сжатые зубы. Коленная чашечка посинела до оттенка зеленого и фиолетового. Вик не смела переносить на нее вес, подозревая, что та не выдержит реального давления.
Вик бросила последний взгляд на комнату. Она чувствовала себя посетительницей выставки какого-то музея страдания. Нет, народ, тут больше осматривать нечего. Пойдемте дальше. В следующей комнате нас ждут более интересные экспонаты.
Она ступила между ног Человека в противогазе, затем через него и постаралась не задеть ногой сплетение его кишок. Их вид казался нереальным. Она даже не почувствовала тошноты. Вокруг верхней половины тела пришлось поманеврировать. Вик не хотелось смотреть на его лицо. Она отвела глаза, продвигаясь мимо тела. Но перед тем как сделать еще два шага, она не удержалась и посмотрела на труп через плечо.
Его голова была повернута в сторону. Прозрачные глазные пластины показывали взгляд шокированных глаз. Респиратор вдавило назад, заполнив открытый рот – шар из плавленого черного пластика и обугленного волокна.
Она пошла по коридру. Это походило на прогулку по палубе лодки, начинавшей опрокидываться в море. Она перемещалась по правой стороне и для равновесия держалась рукой за стену. Только с коридором все было нормально. Вик сама являлась той утлой лодкой, которая могла опрокинуться в темные воды и ускользнуть в бурлящую темноту. Один раз она забыла о раненой ноге и позволила себе опереться на левую стопу. Колено тут же сложилось, и она едва успела ухватиться рукой за бюст Иисуса Христа – за его обожженное и пузырящееся лицо. Бюст стоял на книжной полке, заваленной порнографическими журналами. Иисус насмехался над ее отношением к непристойности. Она отдернула руку с оставшимися на ней прожилками пепла. БОГ ПОГРЕБЕН ЖИВЫМ, ТЕПЕРЬ ТОЛЬКО ДЬЯВОЛ.
