Вик слезла с велосипеда. Ее левая нога задергалась от нервных судорог. Она прислонила «Рэйли» к контейнеру и склонилась у переднего колеса. Похоже, Проказница слишком вольно думала о Самом Коротком Пути.
Аллея провоняла жареной едой, испортившейся на солнце. Ей нужен был свежий воздух. Она прошла мимо решетчатой двери, заглянула в грязную, наполненную паром кухню и посмотрела на высокий деревянный забор. Вик открыла калитку и прошла по узкой полоске тротуара, которую, кстати, узнала. Она стояла тут несколько часов назад.
Посмотрев налево, девочка увидела длинную полоску пляжа и океан. Зеленые гребни волн ярко сверкали на солнце. Парни в плавках бросали фрисби, картинно прыгали за ними, ловили и падали на дюны. По бульвару, бампер к бамперу, катились машины. На негнущихся ногах она зашла за угол здания и взглянула в окно.
Примо Субс у Терри
Пляж Гэмптона, штат Нью-Гэмпшир
Вик прошла мимо ряда мотоциклов, стоявших перед заведением. Хром сиял на вечернем солнце. У окна заказов, смеясь громким смехом, толпилась очередь девушек в бикини и коротких юбках. Вик ненавидела этот звук, напоминавший ей звон разбитого стекла. Она вошла. Медный колокольчик зазвенел над дверью.
Окна были открыты, и полдюжины вентиляторов вращались за стойкой, направляя воздух на столики. Тем не менее внутри стояла жара. Длинные липкие ленты для мух свисали с потолка и раскачивались сквозняком. Проказнице не нравилось смотреть на ленты для мух – на пойманных там насекомых, боровшихся за жизнь и умиравших, пока прямо под ними люди засовывали гамбургеры в свои рты. Странно, что она не замечала эти ленты, когда обедала здесь днем со своими родителями.
Она чувствовала себя одурманенной, словно пробежалась с полным животом по августовской жаре. За кассой стоял большой мужчина в белой майке. Его волосатые плечи алели от загара, а на носу белела полоска цинка. Бейджик на рубашке указывал, что хозяина звали ПИТ. Он был здесь весь вечер. Два часа назад Вик стояла тут вместе с отцом, пока Крис Макквин расплачивался за их корзинку бургеров и молочные коктейли. Двое мужчин говорили о «Ред Сокс», которые были на взлете и могли дойти до финала. Перед ними оставались только «Клеменсы». Практически приз Сая Юнга стоял уже в их шкафчике, хотя до окончания сезона оставался еще месяц.
Узнав его, Вик повернулась к мужчине. К сожалению, потом она стояла перед ним, моргая и не зная, что сказать. Вентилятор, гудевший за спиной Пита, поймал его влажный мужской запах и подул в лицо Проказницы. Она и без того уже чувствовала себя нехорошо.
Вик была готова расплакаться, охваченная незнакомым ощущением беспомощности. Она снова оказалась в Нью-Гэмпшире, к которому не имела никакого отношения. На заднюю аллею ее привел мост Самого Короткого Пути. Она была ни в чем не виновата. Отец и мать поссорились. Они не имели понятия, насколько далеко ее занесло от дома. Все это нужно было рассказать кому-то, да и еще о многом другом. Ей следовало позвонить родителям… в полицию. Тем, кто мог бы приехать и посмотреть на мост и аллею. Ее мысли представляли собой болезненный хаос. Внутри головы образовалось плохое место – темный тоннель, заполненный громким отвлекающим шумом и кружившимися летучими мышами.
Однако большой мужчина спас ее от выбора слов. Увидев ее, он нахмурил брови.
– Вот и ты. А я-то гадал, увижу ли тебя снова. Ты вернулась за ним?
Вик, моргая, посмотрела на него.
– Вернулась?
– За браслетом. На котором бабочка.
Он вытащил ключ и со звоном открыл металлический ящик. Внутри находился браслет ее матери.
Когда Вик увидела его, новый страх вошел через ее ноги и вышел с неровным вздохом. Впервые после использования Самого Короткого Пути и нахождения себя на пляже Гэмптона она почувствовала какое-то понимание.
Вик поехала искать мамин браслет и нашла его в своем воображении. На самом деле она никуда не уезжала. Возможно, ее родители никогда не ссорились. Имелось только одно объяснение, как мост мог выходить на аллею. Она приехала домой, обгоревшая и усталая, с полным животом молочных коктейлей… пошла в постель и спокойно уснула. Сейчас ей полагалось сделать лучшее, что она могла, – а именно взять мамин браслет, вернуться на мост, и там она, вероятно, проснется.
За левым глазом появилась тусклая пульсация. Там коренилась головная боль. Плохая боль. Вик не помнила, чтобы она во сне чувствовала какую-то боль.
– Спасибо, – сказала Проказница, когда Пит передал ей браслет через стойку. – Мама беспокоилась о нем. Он ей очень дорог.
– Беспокоилась?
Пит сунул мизинец в ухо и пошевелил им вперед-назад.
– Я догадывался, что это какая-то сентиментальная ценность.
– Нет. Я хотела сказать… Да, так оно и есть. Он принадлежал ее бабушке… Моей прабабушке. И он на самом деле очень ценный.
– Вот оно как! – сказал Пит.
– Он античный, – сказала Проказница, не зная, нужно ли доказывать ценность вещи.
– Если браслет чего-то стоит, то он действительно античный. А если он дешевка, то это просто старое барахло.
– Тут есть бриллианты, – торопливо сказала Проказница. – Бриллианты и золото.
Пит засмеялся – колючая гора смеха.
– Я говорю правду, – возмутилась она.
– Ага, – сказал Пит. – Бижутерия. Ты говоришь, что эти штуки выглядят как бриллианты? Цирконий. И посмотри на ленту внутри, где она становится серебряной. Золото таким не бывает. Хорошее всегда остается хорошим, независимо от того, как много его бьют.
Его лоб сочувственно сморщился.
– Ты в порядке? Выглядишь бледной.
– Я в норме, – сказала она. – Может, много солнца за один день.
Это показалось ей очень зрелой фразой для их разговора.
Хотя ей было не очень хорошо. Она чувствовала головокружение. Ноги дрожали от усталости. Ей хотелось наружу – подальше от смешанного запаха едкого пота Пита, луковых колечек и кипевшего жира. Ей хотелось, чтобы сон закончился.
– Может, предложить тебе какой-нибудь холодный напиток? – спросил Пит.
– Спасибо, но во время ланча я пила здесь молочные коктейли.
– Если пила молочные коктейли, то, скорее всего, была не здесь, – сказал с усмешкой Пит. – Возможно, в «Макдоналдсе». У нас только кофейный напиток фраппе.
– Мне пора идти, – произнесла она и, повернувшись, посмотрела на дверь.
Она знала, что загорелый Пит смотрит на нее с реальной озабоченностью, и была благодарна ему за сочувствие. Она подумала, что, несмотря на его запах и брюзжащие манеры, он был хорошим человеком – добряком, который тревожился о болезненно выглядевшей девочке, жившей вдали от пляжа Гэмптон. Но она не посмела сказать ему что-то еще. На ее висках и верхней губе выступил болезненный пот. Ей потребовалась вся концентрация внимания, чтобы успокоить дрожь в ногах. Левый глаз запульсировал снова – немного сильнее на этот раз. Убеждение, что она только воображала этот визит к Терри – что это лишь очень праводоподобное сновидение, – было трудно удержать, словно в руках находилась скользкая лягушка.
