Здесь, на полу, его голова немного прояснилась. Когда он сидел на стуле, воздух начинал казаться влажным и медленным, слишком перегретым и немного приторным, с невесть откуда взявшимся запахом имбиря. Но здесь, внизу, было прохладнее, и жизнь, казалось, налаживалась. Он увидел отвертку, которую потерял несколько месяцев назад. Она покоилась в залежах пыли под его рабочим столом.
Бедро было сломано. Он даже чувствовал в нем трещину, тянувшуюся под кожей, как горячий провод. Зиг подумал, что сможет встать, если воспользуется стулом, как импровизированным ходунком. Это позволит ему переместиться через комнату в коридор.
Возможно, он доберется до двери и крикнет человеку из конторы воздушного кондиционирования. Или Вик Макквин через улицу. Хотя нет. Викки со своим мальцом уехала куда-то в Нью-Гэмпшир. Если он дойдет до телефона на кухне, то позвонит в службу спасения. А может быть, Жизель найдет его раньше, чем машина «Скорой помощи» покажется на их подъездной аллее. Он не хотел волновать ее больше, чем было необходимо.
Зиг вытянул дрожащую руку, ухватился за сиденье стула и постарался встать на ноги, держа вес на левой стопе. Она тоже болела. Он услышал треск костей.
– Жизель! – закричал он снова.
Его голос был хриплым ревом.
– Готт дем, Жизель!
Он перегнулся через сиденье – обе руки сжимали ножки, – сделал глубокий дрожащий вдох и почувствовал аромат рождественского печенья. Зиг вздрогнул. Запах был сильным и ярко выраженным.
Сердечный удар, – подумал он снова. Вот что случается, когда переносишь сердечный приступ. Мозг глючит, и ты чувствуешь несуществующие вещи. Мир падает вокруг тебя и плавится, словно грязный снег под теплым весенним дождем.
Он повернулся лицом к двери, до которой оставалось не больше двенадцати шагов. Дверь в его студию была открытой. Он не мог вообразить, как Жизель не слышала его криков. Похоже, она не дома. Либо болтает снаружи с монтером, либо пошла в магазин, либо мертва.
Зиг еще раз пересмотрел список возможностей: болтает снаружи с монтером, пошла в магазин либо мертва. Он с тревогой понял, что третий вариант не такой уж абсурдный.
Старик поднял стул, переместил его вперед и поставил вниз. Он захромал вместе с ним. Теперь, когда он стоял на ногах, в его голове посветлело. Мысли витали, как гусиные перья в теплом ветре.
Какая-то песня кружилась вокруг, застряв в идиотской петле. Старушка проглотила мушку, приняв ее за ватрушку. За жизнь полоумной старушки не дам теперь я и полушки. Песня становилась громче, нарастала и нарастала, пока не стало ясно, что она звучала не в его голове, а приходила из коридора.
– Старушка проглотила паука, тот, извиваясь, щекотал ее бока, – пропел чей-то высокий голос.
Он звучал фальшиво – на удивление пустой, словно доносившийся через вентялиционную шахту.
Зиг поднял взгляд и увидел человека в противогазе, вошедшего в открытую дверь. Мужчина тащил за волосы Жизель. Она не сопротивлялась. На ней было аккуратное синее льняное платье и в тон ему синие туфли. Пока ее волочили по полу, одна из туфель соскользнула с ноги. Человек в противогазе намотал на кулак ее длинные каштановые волосы, подернутые сединой. Глаза Жизель были закрыты. Узкое худощавое лицо оставалось торжественно серьезным.
Человек в противогазе повернул голову и посмотрел на него. Зиг никогда не видел ничего более ужасного. Словно в фильме с Винсентом Прайсом, где ученый скрестил его с насекомым. Голова незнакомца была черной резиновой луковицей с блестящими линзами для глаз и гротескным клапаном для рта.
Что-то не так работало в голове Зига. Что-то хуже, чем сердечный удар. Разве инфаркт вызывал галлюцинации? Один из раскрашенных немецких солдат вышел из инсталляции Вердена и унес его жену на второй этаж дома. Вот почему Зиг изо всех сил старался оставаться на ногах. Гунны захватили Хаверхилл и обстреливали улицы снарядами с горчичным газом. Хотя тот пах не горчицей, а печеньем.
Случилась какая-то перемотка. Человек в противогазе поднял палец, указывая, что скоро вернется. Он продолжил идти по коридору, таща за волосы Жизель. Мужчина снова начал петь.
– Старушка слопала козла. Конечно, это было не со зла. Такая вот картина. Голодная скотина!
Зиг упал на стул. Его ноги отказали. Он больше их не чувствовал. Старик попытался смахнуть пот с лица, но попал пальцем в глаз.
По полу мастерской протопали ботинки.
С большим напряжением воли Зиг поднял голову. Казалось, что на нее давил большой вес – двадцать фунтов железа.
Человек в противогазе стоял над инсталляцией битвы под Верденом, глядя на испещренные воронками руины, перетянутые колючей проволокой. Его руки упирались в бедра. Зиг наконец узнал одежду человека. Он носил испятнанный маслом комбинезон ремонтника кондиционерной конторы.
– Маленькие люди, – произнес человек в противогазе. – Карапузики! Как я люблю маленьких людей! Ни в склады, что открыты, ни в чащи, где ни зги, на зверя не ходи ты – побойся мелюзги.
Он посмотрел на Зига и добавил:
– Мистер Мэнкс говорит, что я рифмующий демон. А я просто поэт, хотя раньше этого не знал. Сколько лет вашей жене?
Зиг не хотел отвечать. Он намеревался спросить, что ремонтник сделал с Жизель, но вместо этого сказал:
– Я женился на ней в 1976 году. Моей жене пятьдесят девять. Она на пятнадцать лет моложе меня.
– Ах ты, собака! Трешься о детскую кроватку. И никаких детей?
– Нет. У меня в голове муравьи.
– Это севофлюран, – сказал Человек в противогазе. – Я закачал его в ваш воздушный кондиционер. Могу поспорить, что твоя жена не имела детей. Эти маленькие жесткие сиськи. Я потискал их. На мой взгляд, женщины, которые рожали детей, не имеют таких сисек.
– Зачем вы трогали ее? – спросил Зиг. – Почему вы здесь?
– Вы живете напротив Вик Макквин, – ответил Человек в противогазе. – У вас имеется гараж на две машины, а в наличии всего один автомобиль. Мистер Мэнкс вот-вот вернется. У него будет место, где припарковаться. Колеса у «Призрака» крутятся, крутятся. Колеса у «Призрака» крутятся весь день.
Зиг де Зоет услышал странные звуки – постукивание, царапание и удары, повторяемые снова и снова. Он не понимал, откуда они исходили. Казалось, что они звучали внутри его головы – как песня Человека в противогазе. Эти удары, царапание и постукивание были тем, что заменило его мысли.
Человек в противогазе посмотрел на него.
– Теперь Виктория Макквин выглядит, как мамочка с сиськами. Ты уже видел их? Что думаешь о ее сиськах?
Зиг посмотрел на него. Он понимал вопрос Человека в противогазе, но не знал, как ответить на такую пошлость. Восьмилетняя Вик Макквин… В его уме она вновь превратилась в ребенка – в девочку с мальчишеским велосипедом. Иногда она приходила к ним пораскрашивать фигурки. Он с удовольствием наблюдал за ее работой. Вик раскрашивала маленьких человечков с тихой преданностью, словно, прищурившись, смотрела в длинный тоннель и пыталась увидеть, что было на дальнем конце.
