– Это кресло для меня?
Он посмотрел на женщину, которая никогда не была женой Луи, но которая – невероятно – родила ему мальчика и придала его жизни какой-то смысл. Мысль о том, что он держал ее когда-то за руку, целовал в губы или занимался сексом, казалась теперь нереальной, как укус радиоактивного паука.
Если честно, она выглядела потрясающе. Невозможно было сказать, кто становился шизофреником, когда она спускала штаны.
Вейн сидел на каменной стене и вместе с другими ребятами наблюдал за гаванью. Все постояльцы отеля вышли посмотреть на салют и собрались на площадке из старых красных кирпичей. Впереди были только волны и бостонские небоскребы. Некоторые сидели в железных креслах. Другие бродили с шампанским в бокалах. Дети бегали в темноте с бенгальскими огнями, вычерчивая в ней красные штрихи.
Вик смотрела на двенадцатилетнего сына со смесью любви и печальной тоски. Вейн не заметил ее пока. И она не шла к нему, утаив свое присутствие.
– Ты как раз вовремя, – сказал Луи. – Сейчас начнет ад.
Его мотоциклетная куртка лежала на пустом кресле рядом с ним. Он схватил ее и переместил на свое колено, освобождая место для Вик. Она улыбнулась, прежде чем села. Эта улыбка, где один уголок ее рта приподнимался вверх, выражала столько же сожаления, сколько и счастья.
– Мой отец любил заниматься этим, – сказала она. – Зажигать фейверки на Четвертое июля. Хорошее получалось зрелище.
– Ты никогда не думала съездить вместе с Вейном на денек в Довер, чтобы повидаться с отцом? Туда от озера не больше часа езды.
– Возможно, я встретилась бы с ним, если бы мне понадобилось что-то взорвать, – ответила она. – Если бы мне нужна была АНФО.
– Инфо?
– АНФО. Это взрывчатка. С помощью которой мой папаша убирает пеньки и камни, мосты и прочее. Это в основном большой и скользкий пакет лошадиного дерьма, предназначенный для разрушения.
– О ком идет речь? Об АНФО? Или твоем отце?
– Об обоих, – сказала она. – Я уже знаю, о чем ты хочешь поговорить.
– А если я просто хотел провести Четвертое июля вместе с тобой? – спросил Луи. – Как семья. Такое возможно?
– Вейн говорил о женщине, которая пришла к нам вчера домой?
– Он спрашивал меня о Чарли Мэнксе.
– Черт! Я послала его внутрь. Мне казалось, что он не услышит наш разговор.
– Но он подслушал часть его.
– О чем? Какую часть?
– Не знаю точно. Но достаточно, чтобы вызвать его интерес.
– Ты знал, что Мэнкс умер? – спросила она.
Луи провел сырыми ладонями по шортам.
– Ах, детка. Сначала ты была в реабилитационном центре, потом умерла твоя мама. Я не хотел взваливать на тебя еще одну проблему. Собирался рассказать тебе позже. Честно. Мне не хотелось тревожить тебя. Сама знаешь. Кому охота, чтобы ты…
Его голос угас. Она криво улыбнулась.
– Вернулась в чертов сумасшедший дом?
Он посмотрел через полумрак на их сына. Вейн зажег новую пару бенгальских огней. Он то вскидывал, то опускал руки. Он хлопал в ладоши, пока бенгальские огни горели и плевались искрами. Мальчик выглядел, как Икар.
Вот тогда все начало идти не так.
– Я хотел сделать ситуацию более легкой для тебя, – быстро произнес он. – Чтобы ты могла видеться с Вейном. Нет, я не возлагаю вину… Не попрекаю тебя за трудное время. У нас с Вейном все в порядке. Мы справляемся. Я слежу, чтобы он чистил зубы и делал уроки. Мы вместе выезжаем на работу. Я даю ему управлять лебедкой. Он любит это. Прекрасно разбирается в лебедках и прочем. Я просто думаю, что он умеет с тобой говорить. Или, возможно, ты знаешь, как его слушать. Короче, это что-то необъяснимое. Мамина магия.
Он помолчал и добавил:
– Но мне надо было рассказать тебе, что Мэнкс умер. Ты знала бы тогда, что могут набежать репортеры.
– Репортеры?
– Да. Та леди, которая появилась вчера… Она репортер?
Они сидели под низкой веткой дерева, на котором распустились розовые соцветия. Несколько упаших лепестков застряли в волосах Виктории. Луи лучился от счастья. Он не думал, о чем они говорили. Стоял июль. Он сидел рядом с Вик, и в ее волосах пестрели соцветия. Это было романтично, как одна из лучших песен «Джорни».
– Нет, – ответила Вик. – Она безумная.
– Ты хочешь сказать, что это был кто-то из больницы? – спросил Луи.
Вик нахмурилась, почувствовав лепестки в волосах, махнула рукой и смела их. Вот и вся романтика. Теперь она была такой же привлекательной, как пакет, наполненный свечами зажигания.
– Мы с тобой никогда не говорили толком о Чарли Мэнксе, – сказала она. – О том, как я попала к нему.
Их беседа двигалась в направлении, которое ему не нравилось. Они игнорировали тему нападения Мэнкса на нее, потому что Луи не хотел слышать о старом ушлепке, сексуально домогавшемся ее и два дня державшем Вик запертой в грузовике своей машины. Серьезные беседы всегда оставляли его с больным животом. Он предпочитал шутливую трепотню о «Зеленом фонаре».
– Я так понял, что когда ты захочешь поговорить об этом, – сказал Луи, – то вывалишь все на меня.
– Я молчала, так как не знала, что именно произошло.
– Ты хочешь сказать, что не помнишь? Да, я понимаю это. Тоже блокирую всякое дерьмо.
– Нет, – ответила она. – Я говорю, что не знаю. Помню, но не знаю.
– Если ты помнишь, то знаешь, что случилось. Разве «помнить» и «знать» не одно и то же?
– Нет, если ты помнишь двояко. В моей голове это две истории о том, что случилось со мной. Обе кажутся верными. Хочешь услышать их?
Нет. Ни в коем случае.
Тем не менее он кивнул головой.
– В одной версии, которую мне пришлось рассказать федеральному прокурору, я поругалась с мамой и убежала из дома. Поздним вечером меня занесло на вокзал. Я позвонила отцу и спросила, смогу ли остаться у него. Он велел мне идти домой. Повесив трубку, я почувствовала укол в задницу. Когда обернулась, мое зрение помутилось, и я упала в руки Мэнкса. Всю дорогу через страну Чарли Мэнкс держал меня в багажнике машины. Открывал его только для того, чтобы вколоть мне новую дозу наркотиков. Я смутно понимала, что у него там был еще ребенок – маленький мальчик. Он держал нас порознь. Когда мы добрались до Колорадо, он оставил меня в багажнике и ушел, чтобы развлечься с мальчиком. Я выбралась. Хватило силы, чтобы вскрыть багажник. Отвлекая его, я подожгла дом и убежала на шоссе. Сначала бежала через жуткий лес, где с деревьев свисали рождественские украшения. Потом наткнулась на тебя, Луи. И после этого я успокоилась. Вот одна история, которую я помню. Хочешь услышать вторую?
Он сомневался, что хотел, но кивнул.
