Он захлопнул дверь холодильника и посмотрел на нее. Его взгляд переместился на браслет, затем обратно на нее.
– Где?..
– В машине. Между сиденьями.
В комнате потемнело, словно солнце исчезло за огромным облаком. Вик покачнулась. Отец приложил к ее лицу тыльную сторону руки, которой держал банку рома. Он стер обо что-то свои костяшки.
– Господи, ты вся горишь! Эй, Линн?
– Я в порядке, – сказала ему Вик. – Мне просто нужно полежать минуту.
Она не имела в виду, что будет лежать прямо там. В ее планах было вернуться в свою спальню и вытянуться под потрясающим новым постером Дэвида Хассельхоффа. Но ее ноги подогнулись, и она упала. Отец поймал дочь, прежде чем она ударилась об пол. Он подхватил ее в воздухе – одна рука под ногами, другая под спиной – и вынес в коридор.
– Линн, – снова позвал Крис Макквин.
Линда вышла из спальни, прижимая к углу рта мокрую мочалку. Пушистые каштановые волосы были взлохмачены, а глаза – расфокусированы, словно она спала. Ее брови нахмурились, когда она увидела девочку на руках мужа.
Миссис Макквин встретила их у комнаты дочери. Она вытянула руку с тонкими пальцами, откинула волосы с бровей Вик и прижала ладонь к ее лбу. Кожа матери была холодной и гладкой, и ее прикосновение вызывало дрожь, которая, с одной стороны, объяснялась болезнью, с другой – удовольствием. Родители Вик больше не сердились друг на друга. Если бы Проказница знала, что для их примирения необходимо было лишь вызвать у себя тошноту, она не гоняла бы через мост в поисках браслета, а просто сунула бы пальцы в горло.
– Что с ней случилось?
– Она упала в обморок, – ответил Крис.
– Я не падала, – поправила его Проказница.
– Стопроцентная лихорадка, сопутствующий обморок, и она еще хочет спорить со мной, – с восхищением сказал ее отец.
Ее мать опустила мочалку, которую прижимала ко рту.
– Тепловой удар. Три часа в машине, потом поездка на велосипеде плюс отсутствие солнечного экрана. Она ничего не пила, кроме прокисшего молочного коктейля у Терри.
– Это солнечный удар, – поправила ее Вик. – У Терри это называется солнечным ударом. Ты поранила рот.
Ее мать лизнула уголок раздувшихся губ.
– Пойду налью стакан воды и возьму ибупрофен. Мы обе примем одно и то же лекарство.
– Пока будешь на кухне, забери свой браслет, – сказал Крис. – Он лежит на столе.
Линда сделала два шага и лишь потом поняла, что сказал ее муж. Она оглянулась. Крис Макквин стоял у дверей в комнату Вик. Он по-прежнему держал дочь на руках. Проказница могла видеть Дэвида Хассельхоффа над своей кроватью. Тот улыбался ей и выглядел так, словно едва сдерживал желание подмигнуть: С тобой все будет хорошо, подруга.
– Браслет был в машине, – сказал Крис. – Проказница нашла его.
* * *
Вик спала.
Ее сны представляли собой бессвязную череду неподвижных образов: человека в противогазе на цементном полу, мертвую собаку с размозженной головой и обочину дороги, лес высоких сосен, увешанных слепыми белыми ангелами.
Последний образ был таким живым и таинственно грозным – ангелы, мелькавшие в ветвях, и темные сосны в шестьдесят футов высотой, качавшиеся на ветру, словно опьяневшие кутилы на языческой церемонии, – что ей захотелось заплакать.
Она пыталась закричать, но не могла издать ни звука. Ее погребла под собой удушающая лавина тени – большая, как гора, куча мягкого безвоздушного вещества. Она старалась выбраться из-под нее, отчаянно копая проход, с гневом, из последних сил молотя руками, пока внезапно не нашла себя сидящей на постели. Все ее тело было покрыто потом. Отец находился за ее спиной на краю кровати и держал дочь за запястья.
– Вик, – говорил он. – Вик! Расслабься. Ты только что ударила меня так сильно, что чуть не свернула мне голову. Ложись. Это папа.
– Ох, – сказала она.
Отец отпустил ее, и руки Вик упали по бокам.
– Извини.
Он сжал свою челюсть между большим и указательным пальцами и поворочал ее немного вперед и назад.
– Кажется, нормально. Возможно, к этому все и шло.
– К чему?
– Не знаю. К чему-то. Каждый получает свое.
Вик склонилась к нему, поцеловала его щетинистый подбородок, и он улыбнулся.
– Температура уменьшилась, – сказал отец. – Тебе лучше?
Девочка пожала плечами, полагая, что чувствовала себя нормально, – главное, что она выбралась из-под кучи черных одеял и леса зловещих рождественских елей.
– Ты была не в себе, – сказал он. – Такой бред несла.
– Что я говорила?
– Один раз кричала, что летучие мыши улетают с моста, – ответил отец. – Наверное, ты имела в виду колокольню.
– Да. Я имела в виду… То есть нет! Я говорила о мосте.
На миг Вик забыла о Самом Коротком Пути.
– Пап, а что случилось с мостом?
– С каким?
– Старым крытым мостом. Он исчез.
– А, ты об этом, – сказал Крис Макквин. – Я слышал, что какой-то тупой сукин сын пытался проехать по нему на машине, но провалился в реку. Убился и сбросил вместе с собой большую часть моста. Остальное демонтировали строители. Вот почему я говорил тебе, чтобы ты не ездила к этой чертовой штуке. Мост могли бы снести еще двадцать лет назад.
Она вздрогнула.
– Посмотрела бы ты на себя, – произнес отец. – Ты дрожишь, как собака.
Она вспомнила о своем лихорадочном сне, где был пес с разбитой головой. Внезапно мир стал ярким, а затем тусклым. Когда ее зрение прояснилось, отец прижал к ее груди резиновое ведро.
– Если что-то выйдет из тебя, – сказал он, – постарайся попасть в ведро. Господи, я больше никогда не буду брать тебя к этому чертовому Терри.
Она вспомнила пропотевшего Пита и липкие ленты, покрытые мертвыми мухами. Ее вырвало. Отец вышел с ведром и вернулся со стаканом ледяной воды.
Она в три глотка выпила половину. Вода была такой холодной, что Вик снова задрожала. Крис навалил на нее одеяла, обнял за плечи и подождал, пока дрожь пройдет. Он не двигался и не говорил. Как хорошо, что папа был здесь! Вик делила с ним легкое молчание и лишь жалела о том, что время уходило и она ускользала в сон. Ускользала или, возможно, уезжала… С закрытыми глазами она чувствовала, что снова мчится на своем велосипеде, без усилий погружаясь в темноту и покой.
Когда ее отец поднялся, чтобы уйти, она была еще в полуосознанном состоянии. Девочка издала возглас протеста и потянулась к нему. Он ускользнул от ее рук.
– Теперь отдыхай, Вик, – прошептал отец. – Скоро ты снова будешь ездить на своем велосипеде.
