Неудивительно, что новые церковные порядки крайне болезненно воспринимались многими церковнослужителями, монахами и прихожанами.
Стрелецкий мятеж 1682 года и последующая ситуация, когда верховная власть неукоснительно выполняла всё новые и новые требования обнаглевших преторианцев, породили надежду на возможность возрождения старой веры. Среди стрельцов было очень много раскольников. На третий день после бунта, 20 мая, стрельцы полка Григория Титова на сходе рассуждали о том, чтобы «изыскать старую православную веру, подать челобитную, чтоб патриарх и власти дали ответ от Божественного писания, за что они старые книги возненавидели и возлюбили новую латино-римскую веру».
Челобитная по просьбе стрельцов была написана жившими в Гончарной слободе «ревнителями отеческих преданий» монахом Сергием и бывшим келейником Макарьевского Желтоводского монастыря Саввой Романовым. Последний вскоре оказался в самой гуще событий и некоторое время спустя подробно описал их в сочинении «История о вере и челобитная о стрельцах». Особенно интересны тщательно воспроизведенные речи, в том числе царевны Софьи, князя Хованского, патриарха Иоакима. Другим источником информации о событиях, связанных с прениями о вере, служит «Созерцание краткое» Сильвестра Медведева. В отличие от раскольника Романова, он выражает точку зрения официальной Церкви и сочувствует патриарху Иоакиму, несмотря на разногласия с ним. Медведев также неоднократно приводит речи Хованского и особенно Софьи, которая предстает на страницах «Созерцания» блестящим оратором.
Савва Романов свидетельствует, что движение в поддержку старообрядчества охватило почти половину — девять из девятнадцати — стрелецких полков, находившихся в Москве. Под воздействием расколоучителей служивые доходили до религиозной экзальтации. Когда стрельцы явились послушать чтение челобитной, сочиненной жителями Гончарной слободы, монах Сергий сказал им:
— Попекитесь, братья, о стольких душах, погибающих от новых книг; не дайте нас в поругание по-прежнему, как братию нашу, жечь да мучить, а мы готовы обличить их новую веру.
— Готовы, честной отче! — закричали стрельцы. — Готовы с вами заодно умереть за старое благочестие, коротко скажем: что будет вам, то и нам.
После чтения Саввой Романовым челобитной стрельцы пришли в изумление и восторг:
— Отроду не слыхали мы такого слога и такого описания ереси в новых книгах.
Многие плакали и кричали:
— Подобает, братия, постоять за старую веру и кровь свою пролить!
С известием о написании челобитной стрельцы отправились к своему начальнику Ивану Андреевичу Хованскому, когда-то бывшему приверженцем старой веры и вроде бы даже пострадавшему за нее. Хованский выразил радость по поводу стрелецкой инициативы, но счел своим долгом спросить:
— Есть ли, братия, кому ответ давать властям? Велико дело Божие сие, надобно, чтоб люди ученые были.
— Есть у нас инок, зело искусен Божественному писанию, и посадские многие люди на сие дело тщатся.
Хованский приказал стрельцам явиться в назначенный час к нему домой вместе с Сергием, Саввой и другими раскольниками из числа посадских. Когда они пришли, князь признался:
— Я и сам, грешный, вельми желаю, чтобы по старому было в святых церквах единогласно и не мятежно; хотя и грешен, но несумненно держу старое благочестие, чту по старым книгам и воображаю на лице своем крестное знамение двумя перстами.
Выслушав прочитанную Сергием челобитную, Хованский остался доволен ее содержанием, однако сам монах в качестве оратора не произвел на него впечатления:
— Вижу тебя, отче, инока смиренна и тиха и неродословна, не будет тебя с такое великое дело, надобно против них человеку многоглаголивому ответ держать.
Старообрядцы уверили князя, что за это дело возьмется расстриженный суздальский священник Никита Добрынин, сначала под нажимом церковных властей отрекшийся от раскола, но теперь вновь ставший горячим поборником старой веры. От ненавидевших его иерархов никонианской Церкви он получил прозвище Пустосвят. Его кандидатуру Хованский одобрил:
— Знаю я того священника гораздо. Противу того им, церковным властям, нечего говорить; тот уста им заградит.
Раскольники требовали, чтобы диспут о вере состоялся в пятницу 23 июня, поскольку по пятницам обычно проводились церковные соборы. Кроме того, 25 июня должно было состояться венчание царей Ивана и Петра. Старообрядцы рассчитывали одержать победу в споре и наивно полагали, что после этого обряд венчания должен будет проводиться в соответствии с их учением. Хованский сначала не соглашался, опасаясь, как бы накануне важнейшего государственного мероприятия не возникло «великого смятения в народе», но, устав спорить, согласился:
— Будь по-вашему, собор в пятницу.
Посетители ушли от князя очень довольные, тем более что он уверил:
— Рад вам, братия, помогать, а того и в уме не держите, что по-старому вас казнить, вешать и в срубах жечь. Я вам в том бога свидетеля представляю, за то рад стоять.
Историк В. И. Буганов весьма точно оценил политическую игру начальника Приказа надворной пехоты: «Хованский, как видим, выступает как „царский боярин“, обеспокоенный тем, чтобы в связи с предполагаемым диспутом о вере не произошло „великого смятения“ среди народа в канун царского венчания. Но желая использовать в своих целях движение раскольников, с помощью которых этот сановный и ничтожный человек хотел бы укрепить свое положение и ослабить влияние Софьи, патриарха и других своих противников в борьбе за власть, он всячески подчеркивает свою приверженность старой вере, раздает нереальные обещания о поддержке, клятвы, упоминает имя Божие всуе».
Это замечание верно, за исключением, пожалуй, излишне строгой характеристики Ивана Андреевича как «ничтожного человека».
В назначенный день стрелецкие выборные отправились к Хованскому:
— Когда, государь, изволишь отцам приходить на собор?
— Через два часа.
В положенный срок вожди старообрядцев явились в Кремль. Никита нес крест, Сергий — Евангелие, монах Савватий, незамедлительно прибывший в Москву из убежища в волоколамских лесах, держал в руках икону Страшного суда. Хованский велел провести раскольников в Ответную палату и сам вышел к ним в сопровождении дьяков, подьячих и «всех чинов людей».
— Коей ради вины пришли, отцы честные? — изобразил он неосведомленность.
— Пришли мы побить челом о старой православной вере, чтоб велено было патриарху и архиереям служить по-старому; а если патриарх не захочет служить по-старому, то пусть даст ответ, чем старые книги дурны. А мы всякие затеи и ереси в их новых книгах вконец обличим!
Хованский взял у раскольников челобитную и понес ее «в Верх к царям государям». В царских апартаментах было проведено короткое совещание с участием Софьи и патриарха, на котором принято решение отложить диспут до июля. Хованский сообщил расколоучителям:
— Будет против вашей челобитной дело недели на три, не токмо еще книги свидетельствовать; великое сие дело Божие. Патриарх у царей государей упросил отложить о сем деле до среды. В среду приходите после обедни.
