Царский указ от 27 декабря 1683 года предписывал оставить в Москве только семь из девятнадцати находившихся в ней стрелецких полков «по выбору, надежнейших», а остальные послать на украинскую, польскую и шведскую границы. В полках, оставленных в столице, насчитывалось в общей сложности 6056 стрельцов, а вместо выведенных прибыли три стрелецких полка из Киева и по одному из Батурина и Переяслава — в общей сложности около трех с половиной тысяч человек.
По замечанию П. К. Щебальского, вывод из столицы должен был «жестоко поразить» стрельцов: «…они были люди семейные, имели хозяйства, дела, связи торговые и промышленные; оставить Москву было для них большою расстройкою, не говоря уже о множестве различных преимуществ жизни в столице. Но многочисленная рать царская стояла еще в виду Кремля, сопротивление было невозможно, и, с горьким чувством бессилия, в назначенный день, угрюмыми, молчаливыми толпами выступили они из застав московских и направились в разные концы обширного Русского царства: кто на север, кто на юг, кто на запад, среди глубоких снегов и рождественских морозов».
Перед отправкой из столицы стрельцам было предписано продать свои московские дворы «повольною ценою». Вслед за стрельцами на ямских подводах были отправлены их жены и дети. Они должны были ехать Тульской дорогой, чтобы не встретиться с идущими в Москву по Калужской дороге полками из малороссийских городов.
Стрельцы, следовавшие из Москвы или в Москву, останавливались в Севске. Тамошний воевода окольничий Леонтий Неплюев должен был опросить командиров и на основании их показаний исключить из полков смутьянов «за прежние шалости и от кого впредь чает дурна», оставив их в Севске в сборном полку. Из полков, отправляемых в Москву, изъяли пьяниц, игроков в кости и «всякому злому делу пущих заводчиков и раскольщиков», а также тех, которые в «смутное время были убийцы и грабители», общим числом 530 человек. Часть этих неблагонадежных стрельцов позже была отправлена в Курск, где служило много дворян, которые в случае какого-либо «замешательства» могли бы подавить стрелецкие выступления.
Когда бывшие московские стрельцы прибыли в Севск и Курск, им объявили царский указ:
«…на Москве им за многую их мимошедшую шалость быть не мочно потому: хотя они вины свои… и принесли и впредь того не чинить обещались, однако ж и после того по многом своем обещании многие из них объявились во многих шатостях и противностях, и во всяком дурне, и в непостоянстве».
За всеми высланными московскими стрельцами Софья приказала следить, чтобы не бражничали и «с воровскими и ни с какими причинными людьми не водились и к ним не приставали, и никакой бы шатости и своевольства у них отнюдь не было, и никаких бы непристойных, к мимошедшему смутному времени приличных слов не говорили». В то же время правительница распорядилась надзирать и за полковниками, «чтоб однолично от них к стрельцам для взятков приметок и теснот, и обид не было никакими делы».
На сооружение дворов в Севске и Курске стрельцам было выдано по пять рублей сверх обычного жалованья. В Севске под руководством воеводы Неплюева для них были построены особые слободы со съезжими избами и амбарами «на полковой ратный строй». Чтобы сократить время досуга и воспрепятствовать возникающим от безделья «воровским» замыслам, предписано было стрельцов «ратному строю учить почасту». Меры Софьи и Шакловитого по «перебору» московских стрельцов очистили столицу от основной массы бунтовщиков, что укрепило порядок в городе. Движение стрелецких полков к южным и западным границам создавало впечатление мер по укреплению обороноспособности страны, что было важно в связи с предстоявшими переговорами с Польшей и Швецией. Кроме того, увеличение гарнизонов в Севске и Курске за счет прибывших из Москвы стрельцов могло удержать крымских татар от набегов на южные русские земли.
Особое внимание, согласно распоряжению Софьи, следовало уделить стрельцам, дислоцированным в столице:
«Которые полки ныне на Москве и которые к Москве придут с службы, и их обнадежить великих государей милостию. С служебных полков стрельцов накормить, и напоить, и сказать им, чтоб они, видя к себе такую их, великих государей, милость, простирались на всякое добро и на верную службу, и остерегали б их, великих государей, здоровья, и ото всякого дурна имели осторожность от всея души, потому что и из них в смутное время были многие в шатости, и то им совершенно отдано, и от таких людей (бунтовщиков. — В. Н.) учинены они отменны, и от них, великих государей, положена на них во всём надежная верность».
Правительство принимало меры для искоренения в народе памяти о «смутном времени» — майском восстании. В предписаниях Стрелецкого и Разрядного приказов отмечалось:
«…в разных месяцах и числех [1683 года] по их великих государей указу посланы в ссылку в розные городы московские стрельцы и иных чинов люди за смутные и за иные непристойные и московского смутного времени за их похвальные слова, а в статьях, каковы даны в стрелецкие полки за приписьми думных дьяков, написано, чтоб им того дела никаким образом не вчинать, и не мыслить, и не похвалятца. А в тех городах людей тамошним жителям будет кто из них учнет то дело хвалить или каким образом всчинать, и за то тем людем чинить указ по указным статьям, не описаваясь к великим государем, чтоб того дела отнють нихто не всчинали и не мыслили никоторыми делы, и о том в городы из Розряду посланы грамоты».
Отзвуки московского стрелецкого восстания имели место в Астрахани, Казани, Белгороде, Киеве, Переяславе, Нежине, Чернигове и Батурине — во всех этих городах находились стрелецкие полки. Стрелецкие волнения на Украине были значительными и вызывали серьезную обеспокоенность гетмана Ивана Самойловича, жаловавшегося Софье и царям: «Непрестанная печаль так меня преодолела, что уже и силы во мне мало осталось. Переяславские стрельцы поступками своими сильно вредят тамошним нашим людям, между которыми немало своевольников».
В Киеве волнения стрельцов произошли 9 октября 1682 года, когда прибывший из Москвы подьячий Малороссийского приказа Василий Баутин привез царскую грамоту об измене и казни князей Хованских. Во время чтения документа стрельцы кричали:
— Сколько Хованский служил, а ныне стал изменник?
Киевский воевода князь Петр Семенович Прозоровский и другие приказные, пытавшиеся урезонить стрельцов, слышали в ответ:
— Вы, господа, боярина Хованского извели и измену на него вымыслили. А он сколько великим государям служил, и Польшу всю прошел, и изменником никогда не бывал, а ныне его поставили изменником. А когда он изменник, инде и мы такие же изменники, потому что вместе с ним служили!
Возмущенные стрельцы учинили расправу над подьячим Баутиным: «ухватили за волосы и учали бить смертным боем, а назади де почали кричать и шапками махали, чтоб убить и боярина и начальных и приказных людей» и только после уговоров «от того крику и шуму унялися и подьячего до смерти не убили», но самовольно посадили в киевскую тюрьму. Туда же заточили десять неугодных стрелецких командиров — им были предъявлены денежные начеты «рублев по двести и по триста». На следующий день в тюрьму к Баутину явились по двое выборных от каждого стрелецкого полка, которые решили выяснить ситуацию с казнью Хованских:
