Двадцать первого июля Горн посетил князя Василия Голицына, который в то время был болен и не выходил из дома. Он принял гостя в своей спальне, оставаясь в постели, поприветствовав его оригинальным заявлением:
— Я настолько же добрый и верный датчанин, насколько вы, господин фон Горн, честный московит.
Затем хозяин дома попросил датского посла отправить к королю курьера с письмом, в котором следовало подчеркнуть, как важно прибытие в Москву французского и бранденбургского дипломатических представителей:
— С ними в Москве пошли бы переговоры о заключении лиги, которая оказалась бы полезной не только Дании и России, но и Франции, и Бранденбургу. В наших общих врагах такая лига вызвала бы страх.
После этого Голицын перешел к конкретике:
— Как только мы в Москве узнаем, что план такой четверной лиги принят, мы потребуем от Швеции Ингерманландию и Карелию. Дания сможет предъявить от себя требования на Сконен и другие провинции. А если добровольной уступки со стороны Швеции не последует, надо будет подумать о более решительных средствах, так как дольше терпеть владычество Швеции в землях, принадлежащих царям и королю, нельзя.
Зачем руководитель российской внешней политики морочил голову датскому послу, если не собирался присоединяться к антишведскому союзу и не планировал никаких наступательных действий против Швеции, а наоборот, стремился к возобновлению русско-шведского мирного трактата? Ответ на этот вопрос очень прост: русские дипломаты рассчитывали, что разговоры о возможном присоединении России к франко-датско-бранденбургской лиге напугают шведов и сделают их более уступчивыми при обсуждении условий нового русско-шведского трактата. Так и вышло. Как справедливо заметил А. П. Богданов, «вместо того чтобы устрашить Россию, Швеция обеспокоилась сама. Не понадобились даже военные демонстрации с московской стороны. Кардисский мир был продлен на условиях Голицына, не наносивших урона Швеции, но и не признававших уступки России».
(Имеется в виду, что в новом договоре не было закреплено право шведов на захваченные ими Ингерманландию и Карелию.)
В январе 1684 года в Москву было отправлено новое шведское посольство Конрада Гильденстерна, Ионаса Клингстеда и Отто Стакельберга. В инструкции Карла XI, врученной послам 7 января, указывалось, что они «должны добиться восстановления прежних дружественных отношений, так, чтобы все несогласия и недоразумения последних лет преданы были полному забвению и уничтожению».
Двадцать восьмого апреля послы прибыли в Москву, где были встречены весьма торжественно. 2 мая состоялась аудиенция у царей. Участниками переговоров со шведами были назначены князь Василий Голицын, Иван Бутурлин, Семен Толочанов, Емельян Украинцев, Василий Бобынин, Прокофий Возницын и Иван Волков. В первый день переговоров решались в основном протокольные вопросы, связанные с дипломатическим этикетом и титулами государей обеих стран. На втором заседании 10 мая послы объявили желание своего короля, «чтобы цари клятвенно перед Евангелием обещали подтвердить договоры Кардисский и Плюсский». Они были представлены правительнице Софье Алексеевне, которую охарактеризовали в своих донесениях королю как «умную и рассудительную женщину».
В депеше от 2 (12) июня шведские послы сообщили королю подробности присяги, состоявшейся 28 мая: «…перед царями поставили налой, на котором лежало Евангелие с крестом, под Евангелием лежала конфирмационная грамота Вашего Величества и только что составленная грамота царей. Сначала присягу произнес Иоанн, потом прочитал ее по листу бумаги Петр; затем оба царя приложились к кресту».
Через несколько дней после этой церемонии шведские послы со свитой вновь были приглашены на аудиенцию к правительнице Софье. Дипломаты в сопровождении стрельцов проследовали в Золотую плату, где дьяк Посольского приказа Тимофей Литвинов зачитал им приветственную речь от имени правительницы. Затем послы прошли через сени, по обе стороны которых стояли по пять стрелецких полковников с большими палашами и золочеными топорами и протазанами. «А великая государыня, благородная царевна сидела в своем государском месте в креслах оправных з запоны алмазными, а на ней государыне было одеяние: венец низан жемчюгом и з запаны, шуба оксамитная золотная соболья, опушена собольми, а подле соболей обложено кружевом большим».
Позади кресла правительницы стояли четыре боярыни-вдовы «в убрусах и в телогреях» и четыре карлицы, «на них перевяски низаные, шубы золотные на соболях». «Да в той же Полате при государыне сидели комнатные ближние немногие бояре да по сторонам стояли бояре ж князь Василий Васильевич Голицын да Иван Михайлович Милославский».
При появлении шведских послов думный дьяк Емельян Украинцев поклонился им до земли и произнес приветствие от имени великой государыни царевны Софьи Алексеевны. Затем правительница, привстав с кресла, поинтересовалась:
— Велеможнейший государь Каролус, король Свейский, и его королевского величества мать государыня Эдвих Элеонора и супруга его государыня Урлих Элеонора поздорову ль?
После рассказа послов «про здоровье королевское и королев» Украинцев объявил:
— Королевского величества великие и полномочные послы! Великая государыня, благородная царевна жалует вас к своей государской руке.
Шведские дипломаты приложились к руке правительницы, и Украинцев продолжил:
— Великая государыня, благородная царевна жалует вас, велела спросить о вашем здоровье.
В ответ на такие милостивые слова послы низко поклонились Софье Алексеевне. Затем государыня велела им сесть на стоявшую перед ее креслом скамейку, покрытую ковром. Тем временем она пожаловала к руке королевских дворян из посольской свиты и приказала Украинцеву «потом спросить их здоровье». По окончании этой процедуры правительница произнесла «поздравление» семье шведского короля:
— Великие послы Кондратей Гилденстерн с товарыщи! Как будете у велеможнейшего государя Каролуса Свейского и у матери его государыни Эдвих Элеоноры и у супруги его Урлих Элеоноры, и вы им от нас поздравьте.
Конрад Гильденстерн от имени всех членов посольства обратился с речью к Софье Алексеевне, поблагодарив ее «за государскую превысокую милость». После обмена официальными любезностями правительница велела Украинцеву «сказать» послам «от своего государского стола еству и питье». Затем шведы были отпущены «на подворье», где их угощали лучшими блюдами царской кухни и вином из государевых погребов.
В связи с пребыванием в России шведского посольства датчанин Горн сообщил в одном из своих донесений уникальные подробности открытого столкновения группировок в Боярской думе по вопросу о роли Софьи в русско-шведских переговорах: «На первой аудиенции, данной шведским послам… царевна Софья, разумеется, присутствовала и в качестве правительницы хотела вести переговоры вместо своих братьев по причине их малолетства. Но так как это не только могло повлечь за собой чрезвычайно серьезные последствия, но и не имело примеров, то возникла необходимость созвать заседание Думы в полном составе, на котором это намерение было не только не одобрено, но обнаружилось крайнее изумление тем, что подобная мысль вообще могла обсуждаться. Князь Василий, внушивший царевне это желание, сказал, что в прошлом многое было не принято, а теперь не только может, но должно быть введено в употребление. Он сослался на пример королев Елизаветы Английской и Христины Шведской, которые не только давали публичные аудиенции всем иноземным посланникам, но также в течение некоторого времени правили своими королевствами добрым и достохвальным образом. На это ответили, что тут следует проводить большое различие, так как вышеупомянутые королевы находились у власти, не имея братьев, как законные наследницы».
