Выше уже говорилось, что Шакловитый играл заметную роль в событиях, связанных с казнью князей Хованских, составил тексты царского указа и приговора. Вероятно, именно в эти дни Софья обратила особое внимание на талантливого и исполнительного думного дьяка. 10 декабря 1682 года правительница назначила его начальником Стрелецкого приказа вместо казненного князя Ивана Андреевича Хованского. Шакловитый полностью оправдал ее доверие на этом важном посту. Под его руководством были потушены последние вспышки стрелецкого мятежа, а неблагонадежные стрельцы из московского гарнизона разосланы по другим городам. 26 января 1688 года он был пожалован в думные дворяне, а уже через два месяца получил чин окольничего. Это скандальное по скорости возвышение ясно показало всем, что правительница его особо выделяла.
Личная жизнь царевны Софьи Алексеевны неоднократно привлекала внимание современников, историков и романистов. Из русских авторов наиболее определенные сведения по данному вопросу привел князь Борис Иванович Куракин: «Царевна Софья Алексеевна, по своей особливой инклинации (наклонности. — В. Н.) и амуру, князя Василия Васильевича Голицына назначила дворовым воеводою войски командовать и учинила его первым министром и судьею Посольского приказу. Который вошел в ту милость чрез амурные интриги и почал быть фаворитом и первым министром, и был своею персоною изрядной, и ума великого, и любим от всех». Далее Куракин пишет, что Софья «начала план свой делать, чтоб ей самой корону получить и выйти бы замуж за князя Василия Васильевича Голицына». Однако честный и объективный автор тут же поясняет: «О сем упомяну токмо как разглашение было народное, но в самом деле сумневаюсь, ежели такое намерение было справедливое (то есть на самом деле. — В. Н.). Правда ж, подозрение взято в сем на нее, царевну Софью, от ея самых поступок».
«Что принадлежит до женитьбы с князем Василием Голицыным, — пишет далее Куракин, — то понимали все для того, что оный князь Голицын был ее весьма голант (ухажер. — В. Н.); и всё то государство ведало и потому чаяло, что прямое супружество будет учинено».
Однако следующие пассажи Куракина опровергают все прогнозы относительно замужества царевны:
«Надобно ж и о том упомянуть, что в отбытие князя Василия Голицына с полками на Крым Федор Шакловитый весьма в амуре при царевне Софьи профитовал (получал выгоду. — В. Н.) и уже в тех плезирах (удовольствиях. — В. Н.) ночных был в большей конфиденции при ней, нежели князь Голицын, хотя не так явно.
И предусматривали все, что ежели бы правление царевны Софьи еще продолжалося, конечно бы князю Голицыну было от нея падение или б содержан был для фигуры за первого правителя, но в самой силе и делах был бы помянутой Шакловитый».
Куракин не ограничивается скандальным утверждением о наличии у правительницы двух любовников одновременно, а рисует феноменальную картину распущенности нравов вырвавшихся из терема царевен: «По вступлении в правление царевна Софья для своих плезиров завела певчих из поляков, из черкас. Также и сестры ее по комнатам, как царевны Екатерина, Марфа и другие. Между которыми певчими избирали своих голантов и оных набогощали, которые явно от всех признаны были».
Свидетельство Куракина уникально по степени откровенности. Но следует ли в данном случае доверять этому современнику? Какими источниками информации он располагал? Что мог знать о личной жизни Софьи человек, которому в период ее регентства было от шести до тринадцати лет?
С конца апреля 1682 года маленький князь Куракин состоял при особе царя Петра. В момент их знакомства при назначении князя спальником царя первому из них было шесть лет, а второму — неполных десять. Петр стал для Бориса не просто государем, сюзереном, патроном, а старшим другом, товарищем в мальчишеских играх. Петр с раннего детства отличался харизматичностью, верховодил в компании сверстников не столько как монарх (своей власти он еще не сознавал), сколько как самый энергичный и заводной. Отсюда берут начало присущие Петру Великому демократизм и простота в общении с приближенными. Для юного Бориса Куракина Петр стал образцом для подражания, что вполне естественно для мальчиков с разницей в возрасте в три-четыре года. Можно сказать, что Борис Иванович сформировался как личность под влиянием Петра I.
Оба мальчика отличались ранним половым развитием и нравственной испорченностью. Куракин в 15 лет соблазнил тринадцатилетнюю Ксению Лопухину, младшую сестру царицы Евдокии Федоровны. Юные любовники «блудно» жили целый год, пока узнавшие об этом родители не поспешили их обвенчать.
Легко можно представить, с каким упоением юный князь Борис слушал фантазии прыщавого подростка-царя на тему интимной жизни его старших сестер. Эти фривольные сказки с обязательной матерщиной, неизменно присущей грубому солдатскому юмору Петра I,
прочно вошли в сознание маленького князя и впоследствии стали восприниматься им как непреложный факт. С учетом этих доводов откровения Куракина не вызывают доверия.
Панорамную картину отношений правительницы и князя Голицына создал в своих записках Невилль, пользовавшийся, по-видимому, московскими слухами, сообщенными его приятелем Андреем Матвеевым. «Царевна Софья, — пишет француз, — готовая на всё, захотела для успокоения совести заменить скандальную связь с этим фаворитом на таинство брака. Вся трудность заключалась в том, чтобы избавиться от жены Голицына, на что этот князь не мог решиться, будучи честным по природе; к этому нужно прибавить, что он получил за ней в приданое большие имения и имел от нее детей, которые были ему дороже, чем те, что были от царевны, которую он любил только ради своей выгоды».
В данном случае Невилль слишком увлекся созданием скандальных подробностей. Никаких детей у Софьи не было, иначе факт их существования многократно отразился бы в других источниках. Между тем в документах имеется лишь два одинаково недостоверных свидетельства на этот счет. В материалах политического сыска зафиксированы грязные слухи о том, что «царевна Софья была блудница и жила блудно с боярами, да и другая царевна, сестра ее»; «и бояре ходили к ним, и робят те царевны носили и душили, и иных на дому кормили». Такие разговоры велись в 1723 году между старообрядцами, жившими по реке Тагилу.
Разумеется, эти темные и бесконечно далекие от царского двора люди не могли иметь никакого представления о жизни Софьи. Со времени ее правления прошло уже четыре десятка лет, поэтому правильнее было бы говорить даже не о слухах, а о народной мифологии. В приведенной выше отвратительной сказке, несомненно, отразился след более позднего события: староверы по наивности приписали царевне грех фрейлины Марии Гамильтон, в 1718 году задушившей своего ребенка, рожденного от Петра I.
Простодушные народные мифотворцы не могли даже отдаленно представить себе, до какой степени была прозрачна дворцовая жизнь царевен в восьмидесятые годы XVII столетия, проходившая на виду у постоянно толкущихся в их покоях «мамок», постельниц, служанок, карлиц, шутих, «дур», юродивых, «верховых богомолок» и прочих приживалок. Стать «блудницей» в таких условиях было невозможно при всём желании. И уж тем более исключена возможность рожать детей втайне от пестрого и любопытного населения дворца.
