– Ты кто? Что тебе надо?
– О, какой прогресс! – восхитился довольный Крячко. – Еще один умный вопрос, и я тебе дам полотенце. А уж если начнешь правдиво отвечать на мои вопросы, то я тебе и из ванны вылезти разрешу.
Герасимов сжал лицо руками, потряс головой, как будто выходя из страшного сна. Под ногами у него хлюпало, брюки прилипли к телу, кровь с разорванной майки медленно стекала, растворяясь в воде бледно-розовыми струйками. Он посмотрел на кровь, задрал майку, убеждаясь, что никаких ран на его теле нет, потом хмуро спросил:
– Че было-то?
– Хороший вопрос, – согласился Крячко.
Молодой бородатый доктор добродушно улыбался. Удивительно, но он совсем не был настроен мешать сыщикам, ограничивать их в чем-то или ставить иные препятствия в их работе.
– Так с ним можно побеседовать?
– Можно, беседуйте, – кивал доктор.
– А как себя чувствует Осипов? Не опасно его напрягать?
– Нет, напрягайте, – пожал плечами врач.
Гуров непонимающе смотрел в его улыбающиеся глаза. Веяло от этого человека уверенностью, невозмутимостью. Пришлось вопрос ставить ребром. Оказалось, что Осипов потерял не так уж и много крови, как показалось Крячко. Сутки под капельницей, соответствующие препараты да сильный организм у раненого – вот и вся загадка. А нож просто расслоил мышцы, не задев внутренних органов.
– Меня не физическое состояние Осипова беспокоит, – признался доктор. – Моральное угнетение у него. Есть не хочет, в потолок все время смотрит и не разговаривает. Вы думаете, что я вас с такой готовностью к нему пропускаю, потому что мне все равно или потому что Осипов так прекрасно себя чувствует? Ничего подобного. К другому я бы и близких родственников не пустил, а к нему даже вас пущу. Если он сам не захочет выздоравливать, то медицина бессильна. А потенциал у него приличный, это я вам правду сказал. Сильный организм, и сопротивляемость, и потенциал самовосстановления высокие. Регенерационные процессы на высшем уровне. Поэтому мне и хочется, чтобы его хоть кто-то расшевелил. Если, конечно, вы его своими разговорами совсем в тоску не вгоните. Он не убийца, не маньяк какой-нибудь?
– Нет, все нормально, – облегченно ответил Гуров. – Он – бывший полицейский, только недавно оставивший службу. А разговор пойдет о том, кто его ножом пырнул. Ну, и еще кое о чем из его прежних дел, где нужна его профессиональная консультация.
– Ну, будем надеяться, – решительно встал доктор, предлагая полковнику следовать за ним.
Когда Гуров с врачом вошли в палату, Осипов лежал на спине и смотрел в потолок. Небритый подбородок, острые скулы, темные круги под глазами и пустые глаза. Нет, понял Лев, подойдя ближе, не пустые. В них боль, отчаяние, просто этот человек никого в себя не пускает. Что же ты так, старший лейтенант? Врач подошел к больному, посмотрел на него и, видимо, удовлетворившись внешними признаками, кивнул Гурову и вышел из палаты.
Лев Иванович подошел к окну, постоял, глядя на больничный двор, потом заговорил:
– Погода там ты не представляешь какая. Тепло, тихо и птицы! Я вчера ехал через парк, а там белки скачут, у ребятишек из рук орехи берут. Зверушки, они ведь все чувствуют, их не обманешь. Они сразу видят, есть опасность или нет ее.
– Вы кто? – хрипло и неприязненно осведомился раненый.
– Как-то ты не очень вежливо обращаешься к полковнику полиции.
– А мне все едино: что полковник, что генерал. Я в органах больше не служу. Свободный человек я теперь.
– И я свободный, – пожал плечами Гуров, подошел к кровати и уселся на стул, закинув ногу на ногу. – В нашей стране все свободные люди, Осипов. Рабство и крепостное право отменили двести лет назад. Или около того.
Осипов молчал. Но было понятно, что на душе у парня кошки скребут, в том числе и из-за его увольнения из полиции. События прошлой ночи его тоже волнуют, если он хоть помнит, что там у них между собой произошло. А ведь парня надо спасать, подумал Лев. Его еще можно спасти, пока он совсем не опустился, не пропал как личность.
– Ты вот что, – хмуро заговорил он. – Кончай дуться на весь мир, потому что наша судьба – это продолжение наших поступков. Надо извлекать пользу из уроков, а не кидаться во все тяжкие. Святого венца у тебя над головой не было, так что не знаю уж, что там у вас произошло с капитаном Сиротиным, но основания у руководства уволить тебя все же были.
– Вы из управления по работе с личным составом, что ли? – мрачно хмыкнул Осипов. – Воспитывать меня пришли? Так поздно воспитывать, я уже не личный состав. Я – никто.
– В этом твоя беда. Крест на себе ставишь, да и на службе крест уже поставил. А почему, собственно, поздно? Ты что, умирать собрался? Так врач сказал, что ты здоров как бык. Если будешь стонать, я тебя еще и симулянтом назову. А вообще-то я из Главного управления уголовного розыска.
– Эх, ни хрена себе! – Осипов вытаращился на Гурова, потом спохватился: – Извините, это я от неожиданности. А чем я заинтересовал Главк уголовного розыска? Не из-за моей же поножовщины? Это дело даже не МУРа и территориального отделения полиции, а участкового уполномоченного.
– Ну вот, наш разговор вошел в нормальное русло, – удовлетворенно ответил Лев. – Терпеть не могу сопли вытирать великовозрастным детишкам. Нам помощь твоя нужна, Сергей.
– Ну, сопли мне вытирать не надо. Не нуждаюсь. И сам терпеть не могу, когда меня жалеть начинают, – уже увереннее заговорил Осипов. – А что случилось-то? Я вроде по моим делам ни с чем таким серьезным и не пересекался. Так, бытовуха, мелкая «хулиганка». Вы же знаете, чем участковые занимаются.
– Знаю. Вспомни, пожалуйста, один случай, который произошел месяца три назад. Ты приходил на квартиру к гражданину Бурунову, генералу в отставке, который скончался дома. И вы вместе с врачом «Скорой помощи» констатировали его смерть. Помнишь такого пенсионера?
Осипов даже чуть приподнялся на кровати, посмотрев на гостя с удивлением.
– Ну да, помню я этого старичка. Хотя там старичок был выше меня ростом и шире в плечах. Лет ему уже, конечно, было сильно за восемьдесят, сердечко изношенное. У него везде по квартире стояли корвалолы, нитроглицерины. А что вас интересует?
– Расскажи, что ты про того генерала помнишь? О личности его расскажи.
– Так я его и не знал до этого. Не встречался с ним ни разу. Так сказать, живым я его и не видел даже. Нас вызвала соседка, она заметила, что дверь открыта, вошла, а он мертвый. С вечера еще, как врач сказала.
– Родственники были?
– А у него нет родственников. Та соседка из квартиры напротив, что вызывала меня, она его хорошо знала. Говорила, что жена давно умерла, детей нет. Кажется, сын был, военный. Где-то погиб в горячей точке. Вот вроде и все. Бумажки написали, расписались и разъехались. В таких случаях ветеранский комитет подключается. Думаю, похоронили его хорошо, от военкомата. У них на этот случай есть средства. У нас даже мысли не возникло возбудить уголовное дело. И не вскрывали его. Возраст сам за себя говорит. И карточка в поликлинике на него заведена у кардиолога.
