– Не знаю, не знаю, – со вздохом покачал головой Беляшин. – Может, случайность какая?
И Гуров принялся снова задавать вопросы. Теперь уже не прямо, а просто рассуждая о жизни Борисовского. Как жил, с кем дружил, как относился к людям, как люди относились к нему. Расспрашивал и о жене.
– Марианна Антоновна ведь красавица у него была! – с теплотой в голосе произнес Беляшин. – Мы ведь все немного были влюблены в нее. Она блистала, очаровывала, умела держать себя, одеваться. Она ведь была актрисой, только вот рано сгорела. Но мое поколение ее помнит. Прошло уже двадцать лет, как ее не стало. Всеволод очень переживал ее смерть…
И тут Гуров узнал, что, оказывается, жена Борисовского играла в том же театре, где сейчас служит его жена. Только Марианна известна там не под фамилией мужа, она оставила сценической свою девичью фамилию – Мидлина. Беляшин с сожалением сказал, что не может показать фото красавицы Марианны. У него не сохранились снимки, а Борисовский после смерти жены в минуту горькой слабости все свои сжег. Тяжело ему было на них смотреть.
Лев поблагодарил старика и попрощался с ним. Надо сказать, что впечатление от разговора у него сложилось довольно странное. Борисовский был человеком непростым, увлеченным своим делом. Да, увлекаться он любил и умел. И жену, видимо, любил до невозможности. Таких людей всегда кто-то любил, а кто-то терпеть не мог. Яркая личность, с ними всегда так. Но не любить человека и желать его смерти – это не одно и то же. А тем более убить, сымитировав несчастный случай. И снова Гуров не приблизился к ответу, а за что могли убить Борисовского, какой смысл в его смерти? Ладно, его кто-то не любил. Можно даже принять к сведению версию, что его убил ревнивец, который был всю жизнь влюблен в Марианну, и так бывает в жизни. Но ведь еще есть непонятные смерти заслуженного старичка Колотова и больного старого генерала Бурунова. У этих тоже были жены, кстати, у всех троих давно умерли. Совпадение? Но не многовато ли ревнивцев, если принять эту версию? Нет, тут что-то другое.
Гуров вернулся домой рано. Маша сидела на кухне, положив больную ногу на мягкий табурет, и смотрела какой-то сериал, умудряясь при этом чистить картошку. Кожура лежала не только в блюде, но и на фартуке, и на полу возле нее. Увидев вошедшего мужа, она бросила на стол картофелину и улыбнулась.
– Уже? Эх, не успела! Хотела тебе сюрприз сделать. Как услышала, что ты рано вернешься, так и занялась.
Лев подошел, наклонился и поцеловал жену. Потом стал собирать с пола картофельную кожуру, недовольно ворча:
– Машенька, тебе надо беречь ногу, а ты все время ищешь себе работу. Ну нельзя же так.
– Я хотела сделать тебе картофельное пюре с котлетами, как ты любишь. Котлеты в духовке, а с картошкой вот не успела.
– Ну что с тобой делать! – рассмеялся Лев и снял пиджак. – Придется мне заняться сюрпризом для тебя: самому сделать пюре, чтобы ты меня могла порадовать.
– Так нечестно! – стала возражать Маша, но тут же попала в объятия мужа и затихла.
А через час они уже сидели за столом. Уютно светился голубыми огоньками электрический чайник с прозрачными стенками, вдоль которых внутри уже бежали пузырьки. Гуров открыл бутылку кагора, и они с удовольствием выпили за здоровье. А потом ели картофельное пюре с котлетами, которые Маша безбожно пересолила, но Лев убеждал ее, что на вкус они самые прекрасные, даже лучше, чем в министерской столовой.
– Еще не хватало, чтобы хуже, чем в столовой, – со смехом надувала губы Мария, они хохотали и снова наливали вина.
А потом Гуров сунул тарелки в посудомоечную машину и, обернувшись к жене, спросил:
– Слушай, а ты помнишь, что у вас в театре когда-то играла такая актриса, Марианна Мидлина?
– Конечно. Только это было давно, лет, может, двадцать назад. Меня еще в театре не было. А что? Почему ты про нее спросил?
– Да так… Просто общался сегодня с человеком, который ее хорошо знал и отзывался о ней с большим воодушевлением. Кстати, на днях ее муж попал под машину и погиб. Одинокий пенсионер.
– Мм, как грустно, – вздохнула Мария. – Вот и ушли оба. Точнее, теперь встретятся… Там. А она красивая была. Я где-то ее фотографии видела. Кажется, у Валентины, она ведь тогда уже была в труппе.
– У Виолы Палеевой! – величественно подняв палец, поправил жену Лев.
– Не смейся! – строго велела Мария, хотя у нее в глазах тоже прыгали чертики. – Тебе никогда не понять капризной души актрисы.
– Конечно, ты же у меня умница и совсем не капризная.
– Это потому, что я серьезная, а Валентина ветреная. Но она хорошая, только немножко несчастная. Не везет ей с мужчинами, но хоть с сыном повезло. Нормальный парень вырос.
– А откуда у нее фото Мидлиной?
– Они фотографировались, когда в театре проходил какой-то фестиваль театрального искусства.
– Слушай, Маш, а попроси Валентину, чтобы она тебе сбросила фотки, на которых была снята Мидлина.
Мария посмотрела на мужа удивленно, но расспрашивать не стала. У них давно уже было так заведено: расспрашивать мужа о работе нельзя, сам расскажет, если надо или если захочет. Раз он попросил, значит, это не простое любопытство.
Гуров принес из комнаты ноутбук, и Маша полезла искать в сетях Палееву, они немного попереписывались с ней, обмениваясь новостями и сплетнями. А потом Маша стала ждать, когда Валентина перешлет ей фотографии.
– Иди, смотри, – позвала она мужа минут через сорок. – Вот она, твоя Мидлина.
На снимке в окружении молодых актрис стояла красивая женщина. Когда Марианна Антоновна умерла, ей было около шестидесяти. Здесь, видимо, чуть меньше, хотя определить возраст было трудно. Актриса выглядела просто восхитительно. Еще снимок – видимо, во время спектакля. Потом какие-то поздравления, вручение подарков. За спиной актрисы большое панно со словами «…премии правительства Москвы…». Снимки с мужчинами. На одном явно рядом с Мидлиной стоял чиновник высокого ранга, а вот этот на другом фото – молодой режиссер театра. Вот актеры других театров. А здесь она на каком-то приеме или в ресторане. Мидлина на фото с мужем и еще двумя какими-то мужчинами.
– Маша! – позвал Лев. – Посмотри, пожалуйста. Это ведь на ней бриллианты.
– Конечно, не стекло, – хмыкнула Мария, глядя на фото. – Примадонна любила драгоценности. Валентина рассказывала, что что-то она унаследовала от бабушки своей, а что-то покупала.
– Сколько, по-твоему, стоит вот этот набор, который сейчас на ней? В нынешних ценах?
– Колье, серьги, перстень? – Мария покачала головой. – Даже не берусь назвать тебе эту цифру, чтобы не будоражить твою фантазию, полковник.
– И все же?
– Перстень – тысяч четыреста, серьги – около трехсот. А вот колье, думаю, потянет миллиона на полтора. А что? – не удержалась она от вопроса, но, видя, что муж молчит, кивнула: – Понятно. Драгоценности Мидлиной пропали. И ты догадался об этом только что. Поздравляю, полковник!
