— Мне кажется, ты хорошая девушка, Си Янь, — негромко произнёс Баурджин. — И мне бы не хотелось, чтобы с тобой произошло что-нибудь неприятное. Думаешь, стоит рассказывать обо всём хозяйке?
— Госпожа И обязательно накажет меня. — Девушка тяжело вздохнула. — Ведь это я виновата — раскрыла окно в торце, хотела проветрить... Они ворвались так внезапно, будто только того и ждали.
— Как они залезли? Ведь здесь довольно высоко.
— Прыгнули на шестах.
— На шестах? Ну, циркачи! Акробаты недорезанные...
— Они обещали вернуться. — Си Янь совсем посмурнела. — Всё же лучше рассказать обо всём госпоже.
Баурджин махнул рукой:
— Не нужно. Я сам расскажу. Скажу, это я открыл окно из-за духоты.
— О, господин! — Си Янь бросилась на колени, по лицу её градом катились слёзы. — Вы так благородны и великодушны.
— Не стоит благодарить. — Поднявшись на ноги, князь быстро оделся и, вытащив из поясной сумы связку монет, тихонько положил их на стол. — Это тебе. Ну, встань же с колен...
— Приходите ещё, господин!
— Обязательно.
— Буду ждать.
Си Янь улыбнулась и, утерев слёзы, проводила нойона вниз, в харчевню, где за тем же столиком уже снова сидел поэт Юань Чэ в компании кого-то из шэньши, кажется Лю Цзинцая.
— А, вот и наш купец! — завидев Баурджина, радостно воскликнул поэт. — Ну как, понравилась девушка?
— Божественно! — присаживаясь, не стал отпираться князь.
— В следующий раз попробуй сразу двух или трёх. Некоторые берут ещё и мальчиков.
Ну уж, с мальчиками — это явный перебор, подумал нойон, но вслух ничего говорить не стал, а лишь улыбнулся и посмотрел сквозь раздвинутые двери на улицу, освещённую разноцветными фонариками и жёлтыми звёздами.
— Ещё не так уж и поздно, дружище, — перехватив его взгляд, хохотнул Юань Чэ. — Кстати, у меня есть паланкин — я обязательно одолжу его вам, ведь вы живёте неблизко.
Баурджин замахал руками:
— Право, не стоит!
— Нет, нет, нет! Ничего и слышать не хочу, уважаемый Бао! Потом, случись что с вами, до конца дней своих буду себя корить. Вы этого хотите, Бао?
— Ну что ж. — Нойон всё же дал себя уговорить, тем более что в паланкине можно было спокойно побеседовать с Юань Чэ с глазу на глаз, без лишних ушей.
— Тогда — едем! — тут же распорядился поэт. — Прощай, Лю, завтра увидимся. Привет остальным.
— Удачной дороги, — улыбнулся шэньши и, посмотрев на Баурджина, добавил: — Был рад познакомиться.
— Взаимно, господин Лю!
Паланкин поэта — большие носилки с пологом из зелёного, расшитого золотистыми драконами шёлка — имел вид не богатый, но и не бедный. Не «ЗиМ», но и не «четыреста первый» «москвич», скажем так — «победа». Как раз то, что и требуется истинному служителю муз.
Двое носильщиков — мускулистые, голые по пояс парни, сидевшие на корточках близ носилок, — при виде хозяина проворно вскочили на ноги.
— Прошу! — Юань Чэ гостеприимно откинул полог.
Поблагодарив, Баурджин с удобством расположился на мягких подушках.
— Домой! Только не слишком быстро, — усаживаясь напротив, громко распорядился поэт и тут же пожаловался на носильщиков: — Плачу этим бездельникам столько, сколько ушло бы на содержание пары добрых лошадей. Правда, на лошадях здесь не везде проедешь... к императорскому дворцу, например, запрещено.
Князь кивнул:
— Понятно. И часто вы бываете во дворце, Юань?
— Когда приезжает император, — просто ответил поэт. — Видите ли, он заказал мне две оды. И заплатил весьма щедро.
— Счастье для подданных — иметь такого властителя!
— Поистине счастье.
Дюжие носильщики несли паланкин умело и плавно, и Баурджин вынужден был признать, что и сам бы не отказался заиметь подобное средство передвижения. А что — удобно и не трясёт. Что же касается так называемой эксплуатации человека человеком, то вряд ли эти здоровяки-носильщики слишком уж утруждались — чай, не камни на каменоломне таскали, да и больше отдыхали, чем работали. Доставили хозяина куда надо, и сиди отдыхай, точи лясы. Как пояснил поэт, устроиться носильщиком паланкина считалось среди простого народа большой удачей, можно сказать, подарком судьбы.
Баурджин быстро придумал, с чего начать разговор — уж конечно, никак не сразу с Елюя Люге. Нет, с другого.
— Сегодня на нас напали разбойники! Представьте, Юань, — прямо в коридоре заведения тётушки И! Запрыгнули на второй этаж, напугали несчастную девушку. Пришлось их выкинуть.
— Вон оно что! — Поэт явно встревожился. — Значит, они и сюда добрались. Совсем обнаглели.
— Вижу, сии лиходеи вам хорошо знакомы? — удивился князь.
Хозяин паланкина потёр переносицу:
— Не то чтобы знакомы... Но я про них много чего слыхал. Странно, что вы не слышали. Ах да, вы ж чужестранец. Прошу извинить, сейчас поясню. В общем, это такая банда — «красные шесты»...
— Почему красные?
— Потому что шесты у них — красные. Говорят, что — от крови жертв, но, думаю, — врут. Эти разбойники с помощью своих шестов ловко запрыгивают на верхние этажи богатых домов, дворцов, пагод — ну, а дальше что им в руки попало, то пропало.
— Ну, это ясно... О, боги! Ведь забыл, забыл предупредить о нападении тётушку И. А ведь обещал!
— Ничего, я скажу слугам — сбегают предупредят, — засмеялся Юань Чэ. — Там, за столом, вы, кажется, говорили про какую-то старинную книгу?
— Да, недавно приобрёл, — тоном беспросветного простака-провинциала произнёс Баурджин. — Думал — эпохи Пяти Династий, а оказалось — киданьская.
— Киданьская? — Не выдержав, поэт весело рассмеялся. — Здорово же вас нагрели, дружище! Смею вас уверить, киданьские книги — не такие уж и старинные. Кстати, сколько вы заплатили?
— Связку монет.
— Связку цяней... Полную?
— Увы, полную.
— Ай-ай-ай! — Юань Чэ участливо поцокал языком. — Не знаю даже, как вас и утешить. Постойте-ка! — Широкое лицо его вдруг озарилось улыбкой. — Вы вот что... Вы давайте-ка, подарите эту книгу нашему общему знакомому тысячнику Елюю Люге!
— Елюю Люге? — Баурджин сделал вид, что напряжённо вспоминает, о ком же это вдруг зашла речь.
— Ну, такой красивый мужчина с лихо закрученными усами, кидань, мы с ним сидели в гостях у Лу Синя-шэньши.
— А! — Князь стукнул себя по лбу. — Кажется, вспомнил. Так он — кидань?
— Именно! И знаете, из тех, кто кичится своей бывшей империей — Ляо. Ещё повезло, что Елюй Люге — тысячник в дальней крепости, жил бы здесь — давно попал бы под особое наблюдение. Чжурчжэни не очень-то любят киданей, точнее сказать — наоборот! — Поэт снова погрозил пальцем и пьяно захихикал.
