— Контрабандный товар? — не удержавшись, пошутил Баурджин. — Произведено в Одессе на Малой Арнаутской улице. Нервных просим не смотреть!
— Что вы такое говорите, господин? — живо обернулся Чен.
Нойон пожал плечами:
— Так, цитирую одну классическую вещь.
— О, господин! — с уважением качнул головою слуга. — Я вижу, вам не понаслышке знакомы приёмы литературных аллюзий и соответствий. Вот бы и мне когда-нибудь научиться рассуждать так же, как вы! К каждому действию, даже самому простому, обычному, — подобрать соответствующую цитату из классических книг. И с такой же лёгкостью, как только что проделали вы! Осмелюсь спросить, что это была за книга? Ой, нет, нет, не отвечайте. Попробую угадать, хорошо? Ммм... — Слуга ненадолго задумался, смешно наморщив лоб. — Кто же это? Сыма Цянь? Нет, тогда бы было явно что-нибудь историческое... «Трактат о литературе» Цао Пи? Тоже нет... Ха! Ну как же! Как же я мог не узнать! Это ведь «Му Тянь-цзы чжуань» — «Хроника жизни Сына Неба Му»! Исторический роман, да? Я, к сожалению, не могу его цитировать. А вот вы... О, господин, вам надо поскорей стать шэньши, клянусь, вы знаете всё, чтобы спокойно сдать экзамен!
— Ладно, ладно, — засмеялся князь. — Сдам когда-нибудь. Сейчас же давай крась да укладывай волосы. И побыстрее, невежливо будет заставлять ждать моего друга и соседа Пу Линя!
Чен тут же изогнулся в поклоне:
— О, не беспокойтесь, мой господин! Вы никуда не опоздаете. Осмелюсь кое-что сказать?
Нойон махнул рукой:
— Осмелься!
— Когда пойдёте в гости к господину каллиграфу, захватите с собой несколько ваших рисунков. Думаю, господину Пу Линю доставит большое наслаждение их прокомментировать и что-то подсказать.
— Взять рисунки? — Баурджин почесал затылок. — А ведь неплохая идея, Чен!
И в самом деле, рисунков — каллиграфически выписанных иероглифов, вставленных в красивые рамки, — в доме нойона уже накопилось немало. На обратной стороне их князь мелким почерком записывал по-русски все полученные от верных людей сведения, касавшиеся состояния цзиньского общества, устройства и вооружения армии, ширины и высоты городских стен и прочего, что Баурджин боялся забыть. Сии важные шпионские сведения он предусмотрительно прятал на самом виду — в рамках на стене, хотя у местных не было принято украшать картинами или каллиграфией стены. Всё это бережно хранилось в виде бумажных либо шёлковых свитков и вытаскивалось лишь по мере надобности: похвастать перед гостями либо полюбоваться самому — в тот момент, когда приходило соответствующее настроение. Зная об этом, Баурджин всё же вешал картинки на стену — ну, он же не был ханьцем!
Итак, что же выбрать? Может, вот это? Иероглиф «Тянь» — «небо», похожий на широко расставившего ноги человечка в широкополой шляпе. Или вот — иероглиф «Да» — «Великий», похожий на точно такого же человечка, что и «Тянь», только без шляпы. А пожалуй, стоит захватить все — не так уж их и много. Молодчина Чен, подсказал — ну конечно же, господину каллиграфу будет очень приятно выступить в качестве высшего судии, комментируя первые робкие попытки своего соседа-приятеля. Да, ещё не забыть подарок — черенок розы сорта «Розовый тигр». Интересно, что там такое нарыл в своих архивах уважаемый господин Пу Линь-шэньши? Интересно, нашёл хоть что-нибудь про Елюя Люге? Должен, должен найти, не может такого быть, чтобы не нашёл, — ханьцы народ аккуратный.
Уже хорошо знавшие Баурджина слуги господина Пу Линя, встретив гостя поклонами и приветливыми улыбками, проводили его в дом, прямо в трапезную, где в дверях стоял, улыбаясь, хозяин. Молодой, но не слишком, красивый, но не до смазливости, обаятельный, но без той навязчивости, что, увы, так характерна для многих.
— О, любезнейший господин Бао Чжи! — поздоровавшись, радостно воскликнул Пу Линь. — Я поражён до глубины души и растроган! У вас такой вид, друг мой, будто вы собрались на приём к самому императору.
— Да вот, постепенно изучаю этикет, — несколько сконфузился князь, вовсе не ожидавший подобного эффекта. — Насколько это позволительно варвару.
— О, не прибедняйтесь, дражайший господин Бао. — Каллиграф радушным жестом пригласил гостя к столу. — Прошу, садитесь, отведайте яств. Говорят, вы вскоре сдаёте экзамены? Верный выбор! У нас, конечно, к торговцам относятся вполне уважительно — ведь любой труд почётен, — но, увы, чем дальше, тем хуже. Влияние древней традиции, знаете ли: четыре сословия — четыре народа, первое и самое уважаемое из которых — сословие повелителей, учёных-шэньши. Второе — крестьяне, чьё занятие нужно и почётно — увы, во многом лишь на бумаге. Третье сословие — ремесленники, ну и четвёртое — торговцы. Увы, древние тексты отказывают в благородстве тем, кто занимается коммерцией, ибо коммерческая выгода и благородство суть понятия несовместимые, не в упрёк вам будет сказано, дражайший господин Бао! Сдавайте экзамены, становитесь шэньши — и мы с радостью окончательно примем вас в наш просвещённый круг.
— Не знаю, не знаю, — усаживаясь в резное кресло, задумчиво пробормотал Баурджин. — Получу ли я допуск?
На последнем слове хозяин спрятал усмешку.
— Вам ли об этом беспокоиться, господин Бао? С вашими-то связями и богатством.
— Да, но законы, знаете ли...
— У нас, в Цзинь, они далеко не так строги, как на юге. Прошу, кушайте, друг мой! Вот, попробуйте — жаренные на пару со специями медвежьи лапы — изумительный вкус, скажу я вам! Их лучше есть, слегка остудив. И заедать лапшой или рисом. А вот ещё мясо — свинина, говядина... А там, на блюде, — оладьи из свежей рыбы, мой повар готовит их замечательно! Ешьте, ешьте... Потом, за бокалом вина, решим все вопросы.
Баурджин и не отказывался, наедался, как говорится, от пуза, да как было не полакомиться подобными вкусностями да не похвалить хозяина дома. Пару раз — нойон это хорошо видел — качнулась тяжёлая парчовая штора, прикрывающая вход в кабинет или спальню. Пару раз князь поймал на себе чей-то любопытный взгляд. Женский — видно было, как промелькнула за шторой юркая фигурка девушки. Наложница. Да, пожалуй, ну, а кто же ещё-то, ведь каллиграф как-то раз говорил, что не женат... Стоп! Нет. Он говорил, что ищет себе невесту из хорошей семьи — такие девушки обычно становятся старшими жёнами, но в одной семье не редкость наличие и младших жён, и наложниц. Скорее всего, и те, и другие у каллиграфа уже были — ведь, по ханьской традиции, жениться нужно в двадцать лет, а господин Пу Линь давно уже вышел из столь юного возраста.
Когда гость насытился, слуги по незаметному знаку хозяина принесли превосходное подогретое вино в большом серебряном кувшине. Вино пили опять же по южнокитайской традиции, отдельно от собственно ужина. Как заметил бы в иных случаях Баурджин: закуска градус крадёт. Но, конечно же, вслух князь ничего подобного не сказал — это было бы невежливо, а сразу же приступил к делу:
— Я принёс кое-что для вас, господин Пу Линь. Мой слуга ждёт во дворе, велите позвать.
Каллиграф небрежно кивнул челяди.
