Вошёл Чен, приодетый красавчик, и, вежливо поклонясь, вытащил из перекинутой через плечо сумки несколько бамбуковых рамок с работами Баурджина. Протянув их хозяину, взглянул вопросительно — мол, вытаскивать ли сразу и розу?
— Подожди в гостевой, — отмахнулся от него нойон. — Нужен будешь — позову.
— Что это вы принесли, дражайший сосед? — Пу Линь не скрывал любопытства.
— Так... — скромно потупил глаза гость. — Кое-что на ваш суд... Осмелюсь попросить совета.
— А ну-ка, ну-ка... — Увидев иероглифы, каллиграф жадно потёр руки. — Давайте, давайте, показывайте, что там у вас... О!!!
Он разложил все работы гостя на столе. Потом перенёс на узкий диван, перенёс лично, не доверяя слугам. Вообще слуги были в этот момент изгнаны с глаз долой.
С минуту, а то и больше Пу Линь стоял молча, заложив руки за спину. Стоял. Смотрел. Молчал. Баурджин уже начал нервничать.
— Вы — не тот, за кого себя выдаёте! — резко обернувшись, наконец произнёс каллиграф.
Князь вздрогнул — ну и дела! Однако. И что же теперь делать? И почему Пу Линь так сказал? Откуда он...
— И не смейте мне говорить, что вы — простой торговец, нет, не смейте! Уверяю вас, друг мой, это хорошо видно, ведь каллиграфия — лицо всей души человека. Да, да, именно так! Иероглифы пишут не пальцами, не руками и даже не всем телом — душою! И характер человека — ваш характер, друг мой, — теперь передо мной как на ладони. Смотрите сами, как вы написали «Тянь» — «небо». Вы начали снизу, это видно — и не отрывали кисть от бумаги, сначала — взмах вверх и — резко — вниз... Так пишут люди одарённые и имеющие немалый чин. Вероятно, у себя на родине вы занимали очень важный пост? Это следует из всего вами написанного.
— Люди меня уважали, — негромко произнёс Баурджин, мысленно ругая себя за то, что послушался Чена. И что теперь делать? А как-то выкручиваться, чего же ещё!
— Ах, да, — сам хозяин невольно пришёл на помощь гостю. — Вы же иностранец, Бао. А в иных странах, я знаю, иногда хороший торговец имеет куда больше влияния и власти, чем какой-нибудь захудалый князь. Так что ничего удивительного. Но если бы вы были ханьцем... — Пу Линь шутливо погрозил пальцем. — Судя по вашим работам, вы б имели чин не менее чем третьего, а то и второго ранга! Ну, смотрите сами! Вот эта линия... А вон та, в иероглифе «Да»? Это же сразу видно понимающему человеку! Смотрите, у вас в характере: несомненное благородство — оно просто кричит с каждой линии! — недюжинный ум, даже хитрость, не поймите превратно. И властность, несомненная властность. Вы — властелин, повелевавший множеством людей, ведь так?
Баурджин широко улыбнулся:
— Ну да, ну да... Повелевал, что уж. Погонщиками ослов и верблюдов, караванщиками, приказчиками и прочими. Иногда до тысячи человек доходило.
— Ну, вот видите, — развёл руками Пу Линь. — Вот, смотрите ещё. Вот этот знак вы писали, будучи чем-то глубоко озабоченным, а тот — находясь в одиночестве и некотором подпитии... Пьете один? Э-э-э, нехорошо, друг мой! Даже если и тоскуете по родине... Ха! А вот здесь вы уже многонько хлебнули вина... Очень похоже на знаменитого каллиграфа Чжана Сюя, обожавшего вино и ни дня не проведшего трезвым. Он так и подписывал свои восхитительные работы — «Пьяный сумасброд»... А знаете что, дружище Бао?! — Каллиграф понизил голос. — Я вам сейчас его покажу! У меня есть две работы... — Пу Линь подошёл к стоявшему у дальней стены сундуку, наклонился. — О, я отдал за него немалые деньги. Серебро, друг мой, серебро... Ага! Закройте глаза... Ну, на миг только... Всё, можете открывать!
Нельзя сказать, что Баурджин искренне восхитился рисунками, — как можно восхищаться тем, что не до конца понимаешь? — но явственно почувствовал исходившую от иероглифов магию и какую-то дивную притягательную силу.
— Вижу, вы оценили, — заглянув гостю в глаза, довольно промолвил каллиграф. — Ну что, тяпнем ещё винца?
— Да запросто! — обрадованно отозвался князь. — Со всем нашим удовольствием.
Выпив с полкувшина, приятели — наверное, их уже можно было называть именно так, ведь оба доверили друг другу самое сокровенное, иероглифы своих душ, — раскраснелись и уже стали подумывать, не съездить ли в весёлый квартал Цветов и ив, дабы насладиться любовью девиц особого рода.
— К тётушке И предлагаете поехать, любезнейший Пу?
— Можно и к ней. — Пу Линь усмехнулся как-то философски. — Только лучше не в бордель, а к куртизанкам. Да — так лучше. Только намного, намного дороже.
— К куртизанкам, к проституткам... — лениво махнул рукой нойон. — Какая разница?
— Огромная, друг мой! Вот и видно, что вы — чужестранец, — расхохотался Пу Линь. — А то бы знали... Ну-ка выпьем! Как вино?
— Чудесно, друг мой!
— Ну, ещё бы! Так вот, о куртизанках... Куртизанки — это... не знаю даже, как и сказать... Это аристократки духа, высокообразованные, красивые, умные, часто — очень обеспеченные женщины, многие из них — практически официальные любовницы самых важных господ! Крутить любовь с куртизанкой престижно и захватывающе! Что же касается проституток, то, увы, это несчастные девушки, попавшие в бордель по разным причинам, чаще всего — из-за непроходимой бедности. Они не имеют права выбирать, когда и с кем спать, как куртизанки, даже не имеют права выходить из борделя, только наш общий знакомый, господин Лу Синь-шэньши иногда привлекает их для разного рода городских работ, как правило, очень грязных, типа очистки улиц или опорожнения выгребных ям.
— Да уж, что и говорить. — Баурджин вдруг вспомнил Си Янь и вздохнул. — Незавидная судьба... Впрочем, не будем о грустном, дружище! Ведь у меня, уважаемый Пу Линь, для вас припасён подарок. Я ведь обещал, помните?
— Так и я вам кое-что обещал, — улыбнулся каллиграф. — И обещанное выполнил.
— Вот и славно! Велите кликнуть моего слугу. Впрочем, я сам... Чен! Чен!
— Звали, хозяин?
— Что-то ты слишком быстро припёрся, бродяга! — недовольно скривился князь. — Небось подслушивал у дверей?
— Что вы, господин, как можно?
— Ладно, давай вытаскивай.
Поклонившись обоим господам, слуга с осторожностью достал из сумы завёрнутый в тонкую бумагу черенок розы.
Взяв цветок, нойон развернул...
— О, не может быть! — всплеснул руками Пу Линь. — Ведь это же... это же...
— «Розовый тигр», друг мой. — Баурджин довольно ухмыльнулся.
— Я так долго его искал!!!
Князь чувствовал, что угодил своим подарком.
— Ах, какая прелесть! — С осторожностью передав черенок слуге, каллиграф подошёл к висевшему на стене резному шкафчику и, достав оттуда сложенные совершенно по-книжному — гармошкой — листы бумаги, с улыбкой вручил их гостю. — Я выписал кое-что о вашем друге. Помните, вы просили?
— Прошу принять уверения в совершеннейшем к вам почтении, уважаемый господин Пу Линь! — Расшаркавшись, Баурджин вежливо попрощался с хозяином дома.
