— И кто из вас мастер Лунь?
— Все мы, деревенщина!
Все трое разом спрыгнули наземь — крепкие, молодые парни, если и мастера, то явно уж не в красильном деле. Опа! Один вытащил из ножен саблю! Двое других, нагнувшись, схватили спрятанные среди тюков короткие шесты. Красные шесты... Ах, вон оно что!
— Вы что это задумали, парни? — нарочито испуганным голосом пролепетал Баурджин. — Я — простой крестьянин из дальнего ли. Мне сказали: здесь можно устроиться на работу...
— На работу? — издевательски захохотал тот, что с саблей. — Всё дело в том, что ты слишком уж любопытен, глупая деревенщина!
— Любопытен?
Князь еле сдержал радость — они называли его деревенщиной. Любопытной глупой деревенщиной. Ага, он просто прикоснулся к одной тайне — тайне смерти бывшего хозяина мастерской — и теперь должен был умереть. Ну-ну...
— Мы забьём его шестами, Ма Лунь! — Один из лиходеев со свистом закрутил над головою своим оружием. — Ты увидишь, как будет корчиться на земле эта немытая деревенщина.
— Нет, — сквозь зубы бросил Ма Лунь. — Я испробую на нём остроту своей сабли. Признаюсь честно, никогда ещё не приходилось рубить головы этакой штукой. Монгольская! На колени, деревенщина! И тогда ты умрёшь быстро, клянусь всеми богами!
— О, господин, пощадите!
Рухнув на колени, Баурджин словно бы пал ниц, вытянулся всем телом...
И, ухватив Ма Луня за щиколотки, резко дёрнул.
Опешивший бандит полетел наземь, и князь, рысью бросившись на него, тут же отобрал саблю.
Вххх!!!
Одно движение — чирк — по горлу! И хрип... И застывший, стекленеющий взгляд, и чёрная, как земляное масло, кровь...
Ах, как здорово было чувствовать в руке привычное до боли оружие. Ну, теперь всё, теперь поглядим!
Те двое, к их чести, опомнились тут же. Быстро сообразив, что что-то пошло не так, они, угрожающе помахивая шестами, направились к Баурджину с двух сторон. Это было плохо, очень плохо. Если удастся избегнуть удара с одной стороны, можно пропустить с другой.
Ладно... Чуть выждать... Чуть.
Главное — не пропустить момент.
Вот они идут... шаг, второй... Кончики шестов со свистом разрезают воздух...
Третий шаг... четвёртый...
Пора!
С быстротой молнии Баурджин отпрыгнул назад и, оттолкнувшись от земли, вихрем взлетел на помост.
И бросился по нему влево.
Парни — за ним. Нет, оказались умными, на что и рассчитывал князь: один всё же остановился и побежал к другому краю помоста. Ага — а что, если «глупая деревенщина» просто возьмёт да спрыгнет? Нет, сообразил. Остался на земле, пытаясь ударить концом шеста по ногам нойона.
Князь усмехнулся. Вот и второй. Идёт, держа в руках шест, словно канатоходец. Сделав шаг навстречу врагу, Баурджин взмахнул саблей. И тут же клинок задрожал, запел от могучего удара краем раскрученного шеста! Аи, скверно... Ещё один такой удар, и...
Нойон тут же изменил тактику, стараясь больше уклоняться, подпрыгивать. И выбрать момент. О, князь умел терпеливо ждать! А этот, вражина, судя по всему, — нет. Он крутил шестом, словно ветряная мельница крыльями, и в этом была его сила... а вместе с тем и слабость.
Баурджин смотрел как бы сквозь противника, не на руки и не в глаза, угадывая каждое его движение. Вот враг сейчас передвинет левую ладонь так, а правую — этак. И оттого шест пойдёт кружить. Что ж, отойдём чуть назад, отпрыгнем. Ага! Надоело играть в бабочку? Ты, парень, переставил руки... хочешь ткнуть концом шеста в живот или грудь, хм... «коли — раз!». Красноармеец хренов! Ага-а-а... А мы — так!
Неуловимым движением клинка Баурджин обвёл метнувшийся в него шест и, уклонившись от него, достал острым концом сабли вражескую грудь!
Противник выпустив из рук шест, зашатался... и, издав слабый стон, полетел в чан с известью.
А князь уже спрыгнул на землю. Крутанул в воздухе саблей... и презрительно, с этакой ленью, зевнул.
Этот, третий, пожалуй, был не боец. Вон как бегают глазки! И с каким страхом он смотрит то на руки князя, то в глаза — совсем не так нужно смотреть в бою. Да, ещё не забыть про старика сторожа — как бы не было от него каких неприятностей. Значит, с этим пора кончать — извини, друг...
Легко отбив шест, Баурджин взмахнул саблей, уловил жалостливый взгляд врага...
— Оставьте его в покое, дражайший Бао!
В последний миг удержав саблю, князь скосил глаза на голос:
— Господин Лян?!
— Да, это я, — с улыбкой отозвался чиновник, за которым угадывался целый отряд вооружённых людей в пластинчатых панцирях и железных шлемах, с клевцами и короткими копьями.
— Со мной Мао Хань, следователь по делу «красных шестов». — Обернувшись, Лян с улыбкой кивнул на худосочного господина с узеньким, чем-то напоминавшим крысиную морду лицом. Мы, видите ли, вовремя вышли в рейд — шли по улице Фонарей, когда прибежал старик сторож.
— А, — догадливо протянул Баурджин. — Так это он вас позвал?
— Он, он... — Первый секретарь Лян весело улыбался.
Тем временем следователь Мао Хань отдавал приказы стражникам. Те уже живо скрутили оставшегося в живых разбойника и теперь пытались выловить из чана другого.
— Хотите вина, господин Бао? — неожиданно предложил секретарь.
— А у вас есть?
— Ну как же в ночном рейде — и без вина? Помилуйте, право. Эй, Хань, несите кувшин и кружки. Пейте... Какая у вас интересная сабля!
— Отобрал у этих, — усмехнулся нойон. — Похоже, монгольская.
— Надо же! Позвольте взглянуть?
Взяв саблю за кончик клинка, Баурджин протянул её Ляну... весёлая улыбка которого вдруг неожиданно превратилась в гримасу!
— Ну, — кивая на Баурджина, жёстко бросил стражникам секретарь. — Хватайте его, что стоите?
На опешившего нойона накинулось сразу несколько.
— Позвольте, позвольте, — закричал князь. — Я — честный человек. Я протестую!
— Ах, извините, — издевательски отозвался Лян. — После всего, что вы тут натворили, я просто вынужден арестовать вас, любезнейший господин Бао!
Глава 14
«ЧЁРНЫЙ ДРАКОН»
Весна—лето 1211 г. Ляодунский залив
Мрак наверху и у самой земли,
Чары ночные на воды легли.
Сюй Чжи-мо. Дикие гуси
Сквозь плохо проконопаченные доски струйками сочилась вода, она стояла и под ногами, плескалась снаружи, да, казалось, была везде. Каморка — часть перегороженного досками трюма — оказалась маленькой и тёмной, с низким — так, что никак нельзя выпрямиться — потолком. Стоять было нельзя, лежать — из-за воды — тоже, оставалось лишь в полусогнутом состоянии опереться на внутреннюю стенку, что князь сейчас и делал, на чём свет стоит кляня собственную доверчивость и глупость.
