— Куда так спешишь, парень?
— О! Господин! А сказали, что ты уже уехал на родину.
— Кто это сказал?
Чен повёл плечом:
— Да так, говорили. А я спешу по важному делу, господин! — не удержавшись, похвастался юноша. — Председатель квалификационной комиссии сейчас знаете кто? Знаменитый поэт Юань Чэ!
— Ну да, — улыбнулся князь. — Я его туда и рекомендовал. А ты-то что такой радостный?
— Юань Чэ сказал, чтобы я приходил на экзамены! Вот, иду...
— Ого! — Баурджин вполне искренне удивился. — Вот это событие! Никак скоро станешь шэньши?
— Всё к тому идёт, господин, — радостно согласился парень. — Господин Лу Синь берёт меня к себе младшим секретарём!
— Ну что же... Дело хорошее. Остаётся только выпить за ваше коммунальное хозяйство! Ты не видал Лэй?
Чен махнул рукой:
— Там она, в доме. Мы всё с ней честно поделили, господин, — и дом, и харчевню... ты ведь всё равно уезжаешь, так что...
— Правильно поступили, — прервал нойон. — Только довольна ли осталась Лэй? Впрочем, эту девушку вряд ли обидишь.
— Вот именно, господин! Она так и сказал, что ей ничего не надо. Сидит сейчас, плачет.
— Плачет?
— Ну да, рыдает. — Юноша скривил губы. — Я хотел подойти, утешить, так она пообещала дать мне по шее — а рука у неё тяжёлая, знаете... Ну, так я побегу?
— Беги, Чен. Удачи!
— И вам, господин!
Войдя в дом, Баурджин сразу же увидел лежащую на циновке девчонку. Спит? Или о чём-то мечтает? Тихонько позвал:
— Лэй!
Девушка вздрогнула, повернулась — сверкнули залитые слезами глаза, и мягкая улыбка тронула пунцовые губы.
— Господин!
Князь погладил Лэй по плечам и крепко прижал к себе:
— Милая Лэй...
— Я знаю, вы пришли проститься...
Девичьи плечи затряслись в рыданиях.
— Ну, ну, не плачь. Да не плачь же!
— Когда ты уезжаешь, мой господин?
— Завтра. Мой сын Алтай Болд и мой давний друг Гамильдэ-Ичен ждут меня с небольшим отрядом. Ну? Снова начала рыдать? Давай прекращай это дело.
— Господин... Осмелюсь спросить.
— Спроси...
— Возьмите меня с собой, господин! Ну, пожалуйста, возьмите... Я буду охранять вас... буду верной слугой и наложницей. Клянусь, вы не разочаруетесь, нет...
— И тебе не жаль бросить родные места?
— Нет! Тем более что они мне вовсе не родные.
— Хм... — Князь на секунду задумался, а затем решительно тряхнул головой. Честно говоря, он всё продумал значительно раньше, и вот теперь, похоже, можно было переходить к непосредственным действиям.
— Милая Лэй, — откашлявшись, нежным голосом произнёс Баурджин. — Ты очень славная девушка, очень... Взять тебя в наложницы? Нет, никогда!
— О, господин...
— Подожди, только не вздумай плакать... Я предлагаю тебе стать моей третьей женой!
— Женой?! Вы шутите, господин?
— Отнюдь. А то что это такое — две жены? Ни рыба ни мясо. Пусть уж, для ровного счёта, три будет. Тем более и сын у меня по осени женится... и мы с тобой заодно свадьбу справим.
— О, господин... — Казалось, девушка сейчас умрёт от счастья.
— Нет, не господин... уже не господин, милая Лэй. Монгольские женщины свободны.
— Но...
— Меня зовут Баурджин-нойон, милая Лэй. И ты зови меня Баурджином.
Девушка обхватила руками шею нойона и с жаром поцеловала в губы.
Они уехали вместе, а осенью у Баурджина-нойона было уже три жены.
Провозгласивший себя правителем киданей Елюй Люге до самой своей смерти оставался верным вассалом Чингисхана. Его государство Ляо было не очень мощным, но всё же постепенно заставило себя уважать всех своих склонных к агрессии соседей. Бывшая шпионка, обворожительная куртизанка Мэй Цзы стала императрицей, а бывший водонос Дэн Веснушка был усыновлён Елюем Люге и вскоре проявил себя как умный и способный воин. Следователь Ба Дунь довёл-таки до конца дело «красных шестов», и больше никто и никогда не слышал об этой гнусной банде. Вот, пожалуй, и всё...
Да, Чен — пройдоха Чен — стал наконец чиновником, быстро взлетев из секретарей в заместители начальника общественных амбаров. Должность пусть и не слишком заметная, но весьма удобная для различного рода злоупотреблений, чем наш юный шэньши и занимался, правда не зарываясь. Переписав на себя дом и харчевню «Бронзовая улитка», Чен женился на девушке из хорошего рода, обзавёлся слугами и подобающим рангу выездом. Его принимали уже везде, вернее, это Чен был повсюду вхож, на равных держась и с Лу Синем-шэньши, и с поэтом Юань Чэ. А к каллиграфу Пу Линю, на правах старого соседа, частенько заглядывал в гости, и тогда они вместе подолгу рассматривали старые свитки — каллиграфические упражнения Баурджина. Получали эстетическое удовольствие, между прочим.
А ещё в саду Пу Линя цвела та самая, подаренная нойоном роза, из слабого черенка разросшаяся в огромный благоухающий куст.
