— Слава наместнику! — услыхав про отдых, радостно завопили все караванщики, от вечно хмурого начальника охраны Керачу-джэвэ до самого последнего мальчишки-погонщика.
— Слава великому князю!
Баурджин с усмешкою приосанился — эко, как величают — «великий князь», не хухры-мухры!
Вот и перевал, и резкий — прямо в лицо — ветер, такой сильный порыв, что едва не свалил коней! И камни. Огромные чёрные камни в окружении красно-фиолетовых скал. В скалах гудел ветер, и багровое закатное солнце сверкало меж ними, словно бы зажатое в чьих-то огромных ладонях.
Взобравшись на перевал, Баурджин оглянулся назад и поспешно пустил корня вниз — настолько невыносим стал поднявшийся ветер. Как бы не было ночью песчаной бури... Впрочем, если и будет — то позади, либо — далеко впереди, за урочищем.
Внизу, в долине, быстро темнело и чёрная тень хребта, протянувшаяся почти до самых оврагов, быстро поглощалась тьмой наступающей ночи.
— Теперь успеем? — пустив коня приёмистой рысью, нойон нагнал проводника.
— Успеем, господин, — довольный, обернулся тот...
И вдруг застыл... Дёрнулся. И медленно повалился с коня.
Стрела! В спине старого проводника Айджона торчала длинная чёрная стрела.
Впрочем, Баурджин её не разглядывал — не до того было. Быстро — оп! — пригнулся к гриве, бросая коня вскачь, к чёрным камня. Лишь чувствовал, как просвистели над головой стрелы. Укрывшись за камнями, позвал:
— Керачу!
— Сам вижу, — пустив коня в галоп, начальник стражи вмиг оказался рядом с нойоном. — Моя вина...
— Будешь наказан, — жёстко отозвался Баурджин. — Кто эти злыдни? Пришлые разбойники или какое-нибудь местное племя?
— Не знаю, князь. Старик-проводник утверждал, что здесь вполне безопасно.
Нойон скривился:
— Ага, безопасно... Как бы не так! Ты должен был выслать людей вперёд.
— Я и послал...
— И где ж твои люди? Так...
Баурджин быстро оценивал обстановку. Стрелы пускали откуда-то из перелеска... а он велик, этот перелесок, есть где укрыться. Спрятаться, устроить засаду... Да и темновато — не очень-то по лесам погоняешься, чёрт знает, за кем. Значит, остаётся что? Правильно — выманить врага на оперативный простор, спровоцировав его на активные действия. Чтоб не только стрелы пускал, но и сам, супостат, показался. А тут его и...
— Вели всем воинам укрыться за скалами, — решительно приказал князь. — Так, чтоб до поры до времени их не было видно со стороны леса. Оставь только нескольких, самых смелых — с десяток — пусть сопровождают повозки. Пусть они сначала немного спустятся вниз, потом остановятся, развернуться... Не надо спешить.
— Понял тебя, князь, — с готовностью кивнув, Керачу-джэвэ поворотил коня и помчался обратно к скалам. Вслед ему просвистели стрелы.
Баурджин всмотрелся вперёд — несчастный старик пронзённый неведомо чьей, стрелою, лежал в пожухлой траве, а пегая лошадь его бегала вокруг и беспокойно ржала. Там, в урочище — темно, а здесь, на перевале... перевал освещён солнцем. Что и говорить — удачное местечко для засады, впрочем, не столько местечко, сколько — время. Жаль старика. Он так торопился успеть преодолеть перевал до наступления ночи. Успел...
Князь оглянулся, увидев, как, освещённые широкой дорожкой оранжевого солнца, неспешно катят вниз, с перевала, повозки. Вот к ним подлетел всадник... Повозки остановились... принялись медленно разворачиваться. Слышно было, как ругаются погонщики...
Прекрасный момент для нападения. На месте разбойников Баурджин больше бы и не ждал — чего ждать-то? Убедились, что воинов почти нет, так теперь и налететь с лихим посвистом!
Ага!
Нойон прислушался и улыбнулся: ну, вот он, посвисит!
— Хумма-а-а! Хумма-а-а-а!
Со свистом, с верещаньем и кличем, вылетели из лесу чёрные всадники верхом на вороных конях, пуская на ходу стрелы.
— Хум-ма-а! Хумм-а-а!
Вращая над головами саблями, бросились к беззащитным возам... Вот всего сотня шагов осталась... полсотни... двадцать...
Пора!
— Хэ-гей! Хур-ра! Хур-ра!
Выхватив из ножен тяжёлую саблю, Баурджин бросил коня во всю прыть, чувствуя, как со всех сторон несутся из засады воины Керачу-джэвэ.
— Хур-ра! Хур-ра!
Услыхав клич, разбойники принялись озираться, видать, поняли, что их заманили в ловушку, выставив для приманки возы. Поняли — да поздно!
Столкнувшись с лиходеями одним из первых, Баурджин скрестил саблю сразу с двумя. Послышался звон, скрежет, дикие вопли...
Оп! Удар! Звон! Искры... И перекошенное злобой лицо. И пахнет от вражин какой-то падалью. Ну и запах... Удар!
Один из соперников — тот, что слева — оказался совсем никудышным бойцом, и, быстро потеряв выбитую ловким ударом нойона саблю, поспешно пустился в бегство. Трус! Зато другой... другой стоял насмерть! Рычал, как дикий зверь, бился, словно этот бой был его в жизни последним!
Удар! Удар! Удар!
И искры... и скрежет... и злоба в глазах, и перекошенные уста, изрыгающие проклятия. Чего ж ты так злишься-то, парень? Ведь не на вас напали!
Удар! Удар! Удар!
Отбив... Отбив... Отводка...
А не пора ли и самому перейти в атаку?! Да, пожалуй, пора!
Удар! Не простой, с оттяжкой, и не в панцирь — крепкий полированный панцирь из толстой шкуры быка, такой не пробьёшь даже саблей... Нет, не в панцирь... А во вражий клинок! Бамм!!! И — по инерции — влево... И — резко — вниз... Прямо в руку! Пусть пока левая — зато какой удар! До кости! Потекла, потекла кровушка... теперь главное, не давать вражине покоя.
Удар! Срежет! И злобная ругань. А вот тебе ещё! На! На! На!
Вражина слабел прямо на глазах, а Баурджин не замыкался только на нём одном, вовсе нет, следил и за всем ходом схватки время от времени бросая вокруг быстрые цепкие взгляды. Похоже, победа была за своими. Да не похоже, а так и есть!
— Хур-ра! Хур-ра!
Баммп!
Ох ты! Вражина из последних сил нанёс удар — как он думал, смертельный. Однако, вовремя среагировав на выпад, Баурджин отклонился в седле и, пустив саблю вдоль вражеского клинка, поразил разбойника в шею!
Лиходей захрипел, выпустив из руки оружие, и тяжело привалился к гриве. И чёрная кровь потекла по шее коня широкой пульсирующей лентой... Готов. А что же с остальными?
А остальные разбойники, преследуемые превосходящими силами караванщиков, со всех ног улепётывали к лесу. Впрочем, нет, исправляя допущенную ошибку, Керачу-джэвэ сделал всё, чтобы их туда не пустить — выслал два десятка воинов, и те перерезали лиходеям путь. Да и не так их было много, лиходеев, всего-то оставалось, наверное, меньше десяти человек, остальные либо сдались в плен, либо уже покинули сей бренный мир.
