– Что там у нее?
– Небольшая температура.
– Знаешь, с тех пор как стала гулять с этим типом из Рентерии, она ведет себя как-то чудно.
Минуту спустя Нерея повторила ту же ложь про температуру, сев в машину. Подруги тронулись в путь. Шоссе, слава богу, было сухое, до Беасайна машин довольно много, потом гораздо меньше. Мы приедем последними. Одна из девушек сказала, что без Аранчи все будет как-то не так, да и веселья настоящего не получится. Веселья?
– Радость моя, а ты не забыла, что мы на похороны едем?
Как часто случалось в те времена, они натолкнулись на пикет гражданской гвардии. Где? Когда до Аррасате оставалось километров восемь – десять. И пристроились в конец длинной очереди из машин. На первый взгляд это напоминало обычную автомобильную пробку. Но быстро выяснилось, что дело не в пробке, – впереди одну за другой проверяли все машины и у всех подряд спрашивали документы. По обеим сторонам шоссе были расставлены машины гражданской гвардии, а поперек проезжей части растянуты две цепи с металлическими шипами – одна в начале, другая в конце импровизированного пропускного пункта. Сверху на насыпи стояли несколько гвардейцев, и каждый держал палец на спусковом крючке своего автомата. Ниже, спрятавшись за кустами, застыл еще один, в той же позе. А еще один укрылся за деревом. И все они были готовы в любую секунду пустить оружие в ход.
Девушкам резким жестом велели остановиться. Нерея опустила окошко. Ни тебе здравствуйте, ни пожалуйста. Гвардеец унес три их удостоверения в фургон, где каждое было должным образом проверено. Не числится ли чего за их хозяйками. Возвращая документы – медленно, с ленцой, чтобы подольше задержать девушек и чтобы они знали, кто главный на этом отрезке дороги, от этой вот горы и до той, – гвардеец спросил, куда они направляются. Как будто сам не знал. И с какой радости кто-то должен ему отвечать? Но лучше не связываться. Поэтому Нерея, которая в качестве водителя несла ответственность за всех, сказала:
– В Мондрагон.
Им приказали выйти из машины. И не любезно: выйдите, мол, пожалуйста, будьте добры. А словно обухом по голове:
– Все три – выходи.
По знаку “их” гвардейца подошли еще двое. Мужские руки шарили по юным телам. Одна: какое унижение. Другая: какая мерзость. Именно в таком духе они станут комментировать случившееся назавтра в таверне “Аррано”. Едва не плачущей Нерее пришлось открыть багажник. Там лежали плащ, велосипедный насос и зонт ее отца, а еще – скрученные флаги.
– А это что еще за тряпки?
– Два флага.
– Разверните.
Нерея развернула, уже начиная кусать нижнюю губу. Да, они везут с собой два флага, признанные испанской конституцией. И тут он с издевкой затыкал:
– Что, на мессу по этому бандиту собралась? Думаешь, Господь примет его в свои объятия?
Нерея с достоинством молчала. Убедившись, что сумела побороть слезы, рискнула глянуть полицейскому в глаза. В черные глаза, в которых отражалось… Что? Кто? Ее собственная мать, которая снова читала ей нотацию, как вчера вечером и сегодня утром, и еще Аранча, нырнувшая в постель прямо в одежде. Конечно, было бы лучше поехать с общей группой в одном из автобусов. И, подумав об этом, она почувствовала в груди вспышку храбрости.
– Я жду ответа.
– На мессу мы не пойдем.
Тут гвардеец принялся клясть на чем свет стоит Чомина, террориста, убийцу: чтоб им всем, сволочам, таким же манером подохнуть, и так далее. С сознанием собственной власти он махнул головой, велев трем девушкам побыстрее убраться с его глаз. Они поехали, и Нерея в зеркало заднего вида наблюдала, как полицейский остановил следующую машину.
55. Так же, как их матери
Одна спросила другую. Что именно? Не в эту ли кофейню Мирен с Биттори ходили полдничать по субботам? Аранче почему-то кажется, что они предпочитали чуррерию, хотя, может, она и ошибается. Зато знает наверняка, что ее мать до сих пор любит чуррос и иногда, бывая в Сан-Себастьяне, покупает себе полдюжины и съедает потом дома холодными. А вот Нерея готова руку на огонь положить, доказывая, что Мирен с Биттори в пору своей дружбы угощались тостами с мармеладом именно здесь.
А что делали сейчас в этой кофейне Нерея с Аранчей? Они ведь давно не виделись и ничего друг о друге не слышали. И вот только что случайно встретились. Почти что лбами столкнулись на углу проспекта с улицей Чуррука. Что касается Нереи, то в ее изумлении чувствовалась и доля опаски. Однако опасаться ей было нечего – она увидела прежнюю дружелюбную улыбку Аранчи, которая без колебаний кинулась ее целовать. Они внимательно друг друга разглядывали и наперебой обменивались комплиментами.
И тут же решили – у тебя есть время? – посидеть где-нибудь и поболтать о жизни. Где? Ну не на улице же. Смеркалось, подул неприятный ветер. Нерея кивнула на ближайшую кофейню. Туда они и пошли, взявшись за руки.
– Сколько же мы с тобой не виделись?
Уф! Да с тех пор, как Аранча перебралась в Рентерию к Гильермо, а было это где-то года полтора назад.
– В поселке я просто задыхалась. Знаю, что не очень хорошо так говорить, ведь там я родилась и там по-прежнему живет вся наша компания. Но у меня больше не было сил это выносить. Там ведь очень многие просто помешаны на политике. Сегодня они к тебе бросаются с распростертыми объятиями, а завтра, только потому что кто-то что-то сказал про тебя, перестают замечать. Меня в глаза упрекали за то, что парень у меня по национальности не баск. Я не вру. А что, мол, скажет Хосе Мари, если узнает?
– Не придумывай. Кто тебе мог такое ляпнуть?
– Хошуне. И обиднее всего было то, что заявила она это не с глазу на глаз, а при людях. Получилось что-то вроде публичного суда, понимаешь? А я смолчала. В такой стране, как наша, лучше всего помалкивать. Но на другой день, увидев Хошуне на улице, я ее остановила и сказала, что могу крутить любовь с кем захочу, черт побери, и послала ее куда подальше.
– Правильно.
– Но ведь не одна она плохо относилась к моему жениху. У нашей матери, чтобы не ходить далеко, те же предрассудки. Правда, она постепенно смирилась с моим выбором. Иногда даже навещает нас в Рентерии. Бедный Гилье. Но он очень добрый. Даже записался на курсы баскского, хотя, как я вижу, ничего-то у него не выходит. Есть у меня подозрение, что он просто совсем не способен к языкам.
Подошел официант. Что они хотели бы заказать? Аранча, секунду поколебавшись, заказала это, Нерея, не колебавшись ни секунды, заказала другое, а заодно спросила официанта, нельзя ли сделать музыку чуть потише.
– Ну вот, короче, в наши бары я больше не заглядывала. Хотя в “Аррано” еще раньше перестала бывать, чтобы не видеть там на стене фотографию братца. Жизнь моя протекала в других местах – с моим Гилье или в Сан-Себастьяне, где я работаю, хотя работа, конечно, дрянь, но жить ведь на что-то надо. Так вот, я просто мечтала поскорее уехать из поселка. Мечтала, собственно, не то слово – это стало навязчивой идеей. Мне втемяшилось в голову, что в поселке у меня нет никакого будущего. Там я чувствовала себя очень неуютно. Даже сейчас, стоит вспомнить то время, или названия каких-то мест, или физиономии некоторых типов, чувствую во рту непонятный мерзкий привкус. Прости, что я так разбушевалась. Мне не нравилось, как некоторые люди на меня смотрели. Думаю, тут еще и Хошуне постаралась, наплела про меня бог знает что. И не только она. Короче, при первой же возможности я перебралась к Гилье. Мы с ним живем, что называется, в гражданском браке. И дела у нас вроде бы идут неплохо, работаем, стараемся прикопить денег на более пристойную жизнь.
